— Тебе легко говорить, — пробубнил Оракул, сползая с облака на пол и потирая ушибленные места. — А я — в смертном теле. И от таких приземлений даже умереть могу.

Шива пожал плечами.

— Ну вот. Я, между прочим, помог тебе уберечь от неминуемой травмы самое ценное, чем обычно кичатся обладатели этих самых тел. А в ответ одни укоры и никакой благодарности…

Я присел рядом с Оракулом.

— Ты там целый? Ничего не сломал?

— Спасибо, — улыбнулся он измученной и почему-то виноватой улыбкой. — Вроде нет, только синяков наставил.

Между тем Нергал вместе с ходячим фонариком Шивой прошлись по каменному мешку, в котором мы очутились. И оказалось, что пространство внутри просто крошечное. Серые округлые стены напоминали внутренность большого пузыря. Ровный каменный пол покрывала вековая пыль. Никакого входа или выхода здесь не было и в помине, но дышалось при этом легко и воздух пах свежестью, а не плесенью или затхлостью, как можно было ожидать.

— И как теперь нам отсюда выбираться? — спросил я у старших товарищей.

— Эреб может менять здесь все, что хочет. Но не нас, — ответил Нергал. — Поскольку мы не принадлежим его миру.

— И, что немаловажно, свою собственную суть он также не в силах изменить, — добавил Шива. — А значит, все его слабости остаются при нем вне зависимости от того, сколько чудовищных монстров он выпустит из своего подсознания.

Нергал с интересом посмотрел на синекожего принца.

— В твоих словах слышится опыт. Что, приходилось бывать в похожих обстоятельствах? Или ты по какой-то надобности просто изучал этот вопрос?

— Однажды я преследовал Лакшми в лабиринтах ее мира, — с загадочной тонкой улыбкой ответил Шива, касаясь ладонью гладкой стены пещеры. — Гнался за ней, как тигр за антилопой, из локации в локацию, побеждая чудовищ.

— И чем же тебе не угодила Лакшми? — удивился я.

— Ты не понял. Просто она очень красивая, — обернулся ко мне Шива. — И я ее хотел. Но она не хотела меня. Зная мой нетерпеливый характер, изматывала долгими бессмысленными сражениями, зыбучими песками и болотами.

Разговор становился все интересней и интересней.

— И чем дело закончилось? — полюбопытствовал я.

Шива понизил голос и заговорил почти шепотом:

— Спустя какое-то время я вдруг осознал, что Лакшми — это не только красавица, скрывающаяся в глубинах ее внутреннего мира, но и сам этот мир целиком. Что каждый камешек под моей ногой отзывается в ее душе, что глазами птиц она может видеть меня, ушами диких зверей — слышать…

Он вдруг сделал резкое движение в сторону и придавил ногой крошечный серый комочек, который я даже не заметил. Комочек пискнул и умолк.

Шива присел на корточки и поднял за хвост расплющенную тушку мыши.

— И тогда я выбросил меч и вышел к разъяренному льву с голой грудью. Клыки зверя с хрустом впились в мое плечо, горячая кровь хлынула из раны. Но я ничего не стал делать. Я не свернул зверю шею, хотя мог. Не отшвырнул в сторону. А лишь сказал в его уши, что больше никогда не причиню вреда Лакшми. Что я заслуживаю этой боли, потому что сам причинял ее по неведению. И пусть я сто раз убийца, но мои руки способны быть нежнее лотоса, когда прикасаются к любимой. Вот что я говорил, пока лев пожирал меня заживо.

Он отшвырнул дохлую мышь и обвел внимательным взглядом всю пещеру.

— Кажется, больше никого? — спросил он Оракула.

Тот вместо слов указал рукой наверх у себя над головой.

Шива кивнул. Плавно и бесшумно ступая по каменному полу, он двинулся в указанном направлении, продолжая свой рассказ, а мы, затаив дыхание, следили за каждым его движением.

— … Но у Лакшми нежное сердце. Пока я сражался, она своим гневом порождала чудовищ. Но стоило только мне стать кротким, как злость ее улеглась. Теплой водой лев растекся по моим рукам и исчез…

Он легко подпрыгнул вверх, осветив свод пещеры и маленькую черную тень, лоскутом свисающую сверху. Молниеносным движением Шива поймал ее и с еле слышным хрустом смял в руке.

— Лакшми была моей триста лет, — закончил свой рассказ Шива. Он раскрыл ладонь и поднес к глазам окровавленный комок с кожистыми тонкими крыльями. — До тех пор, пока ей не надоела моя нежность, а мне — ее предсказуемость.

Шива выбросил свою добычу и брезгливо вытер ладонь о свои широкие складчатые штаны.

— Вот теперь можно и поговорить, — сказал он, повернувшись к нам.

Нергал несколько раз театрально хлопнул в ладоши, как какой-нибудь заевшийся аристократ в опере.

— Это было красиво, — с искренним одобрением в голосе проговорил Нергал. — Браво! Я не знал, кстати, что элементы мира так тесно связаны с его создателем.

— А ты сам разве не имеешь такого опыта? — спросил его Шива.

Нергал усмехнулся.

— Ну, прекрасные богини еще никогда не были моими противниками. По долгу службы мне в основном приходится иметь дело с личностями незамысловатыми и прямолинейными. Такие не играют в догонялки со жмурками. Но в свое время мне пришлось достаточно подробно изучить этот вопрос с теоретической точки зрения.

— Значит, пришло время для практики, — улыбнулся Шива.

— Я правильно понял, что Эреб ощущает все частицы своего мира? И эту пещеру — тоже? — уточнил я, приблизившись к стене.

— Если ты собрался избить камень, то я тебя огорчу — связь не настолько тесная, чтобы ему стало по-настоящему больно, — понял ход моих мыслей Шива. — Но, если в быстром темпе разрушать локацию за локацией, сокрушая все на своем пути, выводить Эреба из себя, бить по больным точкам, заставляя его нервничать и злиться, это вскоре принесет прекрасные плоды. Его порождения будут становиться все слабей. Локации — меньше. Детали потеряют реалистичность и станут похожими на миражи, среди которых ему придется прятаться, когда однажды силы иссякнут и Эреб не сможет создать следующее убежище. Главное — не давать ему отдыхать.

— Звучит похоже на план, — одобрительно кивнул я.

— Пожалуй, — согласился Нергал. — Вот только нельзя забывать, что и Эреб в свою очередь попробует сделать тоже самое. Гнать нас из локации в локацию, искать больные места, выводить из себя и заставлять делать ошибки. Он попробует найти слабости у каждого из нас. Так что