Сколько унижений нужно было пережить, чтобы тетя простила Филиппа? София была готова на все, лишь бы она перестала злиться на брата. Когда крики стихли, тетя закрылась в своей спальне, а Филипп остался лежать в коридоре на втором этаже. Он лежал на дорожке, прямо как сейчас – без движения, едва дыша.

София осталась между ними – она не знала, пойти ли ей к тете или подбежать к Филиппу. Ее сердце разрывалось на части, и она боялась, что совершит ошибку. Выбор был слишком сложным для маленькой девочки, но Филипп помог ей принять решение – он зашевелился и перевернулся набок. Отбросив все сомнения, София помчалась к нему, стараясь не топать слишком громко. Но едва она упала рядом с ним на колени, как дверь комнаты, в которой была тетя, снова открылась. Увидев, что Филипп лежит на полу, а София обнимает его за плечи, Ирена разозлилась еще больше.

– Ну, давайте, изображайте из себя бедненьких! Да, я злая, я отвратительная и никчемная, можете даже пожаловаться на меня своему дяде. Можете вообще уйти к своей Эмме, если вам так будет лучше! Ой, да, я совсем забыла – вашей распрекрасной Эммы сейчас здесь нет! Она веселится со своими друзьями в городе, а на вас ей плевать! Так что кроме меня у вас все равно никого не остается. Филипп, поднимайся немедленно! Убирайся в свою комнату, чтобы я тебя больше не видела!

София попыталась что-то сказать, но горло перехватил спазм, и она удивленно распахнула глаза – голосовые связки отказались издавать звуки. Слезы побежали по ее лицу, и она стала задыхаться, судорожно захватывая воздух ртом и цепляясь за плечо брата.

– Притворяться вздумала? Уходи вместе с ним, маленькая паршивка!

Возможно, тетя ударила ее не так сильно, но ей хватило и слабого толчка – София упала набок, оказавшись рядом с Филиппом. Он, в свою очередь, поднялся на ноги и подхватил ее, держа под мышками, как котенка.

– Вставайте! – не замечая, что они оба уже поднялись, кричала тетя. – Идите, прячьтесь в своей комнате!

Филипп потащил Софию по коридору, и когда они добрались до двери в свою комнату, он повернулся и сказал то, что до сих пор приводило малышку в настоящий ужас:

– Чтоб ты сдохла, Ирена. Я тебя ненавижу, и всегда буду ненавидеть.

Только намного позже Милена снизошла до объяснений – на следующий день, когда она мыла посуду, а София с трудом доедала свой завтрак, новая домработница заговорила с ней в первый раз. Она не поворачивала головы, и вообще с виду казалось, будто Милена говорила сама с собой, но София знала, что все слова обращены к ней.

– Я открою тебе секрет, и ты никому не должна об этом говорить. Ваша тетя сожалеет о том, что вчера наказала вас. Она не виновата – просто сейчас у нее в животе растет ребеночек, и поэтому она такая расстроенная.

Еще один ребеночек? София продолжила жевать кусочек яичницы, не зная, как заставить себя проглотить еду. Сколько же еще ребеночков нужно тете и дяде?

Тем временем Милена продолжала:

– У нее теперь часто будет плохое настроение, потому что она скучает по вашему дяде, а его рядом нет. Ей будет грустно, и она станет чаще кричать на вас. Не расстраивайтесь, это временное – родится младенец, и она станет спокойнее.

Нет, Милена ничего не понимает – родится еще одна лялька, и Ирена станет совсем невыносимой. София помнила, во что превратился дом после того, как сюда привезли Диану, и ей вовсе не хотелось, чтобы такое повторилось.

– Не злись на свою тетю. Она очень сожалеет о вчерашнем.

Как не злиться? Верить было нельзя никому, и теперь, глядя на неподвижное тело брата, София понимала, почему он стал таким злым и жестоким. Лучше пусть он отталкивает ее руки и прогоняет от себя, чем это будет делать тетя. Она сползла со своей кровати и подошла к нему, а затем осторожно забралась на краешек его постели.

– Он бил тебя, Филипп? – спросила она, боясь и одновременно желая услышать ответ.

– Лучше бы он меня бил.

– Что он тебе сделал?

– Иди спать, София. Мне уже лучше.

– Я боюсь, – призналась она. – Я теперь их тоже ненавижу. Они тупые, злые и грязные.

– И дядя тоже? – Филипп повернулся к ней.

– Да, и он тоже.

Он рассмеялся:

– Не надо из-за меня их ненавидеть. Если они сделают что-то тебе, тогда можешь злиться на них, но сейчас тебя никто не трогал.

– Когда бьют тебя, мне тоже больно. Они трогали тебя, и мне было плохо.

Филипп вздохнул, а потом сел на кровати и обнял ее обеими руками – такое с ним было впервые, и София замерла, боясь, что отпустит ее, если она пошевелится.

Чтобы выполнить обещание и привезти Мартина домой еще раз, нужно было соблюсти слишком много тонкостей, которые, увы, не находились в ее власти. Теперь, когда скользящий график расставлял выходные среди недели, ее «воскресенья» не совпадали со свободными днями Мартина. Кроме того, снег почему-то выпадал короткими перебежками – едва успев опуститься, сразу же таял. В лучшем случае лежал день-другой, смешиваясь с грязью и превращаясь в слякоть. Поэтому приехать вдвоем они смогли только ближе к середине декабря, когда предрождественская суета залила все улицы блестящими, мигающими и веселящимися огоньками. В ее родном городе, как ни странно, было буднично и тихо – словно здесь никто и не думал встречать праздники. Впрочем, Эмма и сама заметила это только после того, как об этом сказал Мартин.

– Странные у вас люди, – шагая рядом с ней по улице и уже подходя к дому, сказал он. – Почти никто не наряжает елки и не украшает дома. Да и витрины в магазинах все такие же, как и осенью.

– Почему же? Кажется, на главной площади была довольно-таки нарядная вывеска с иллюминацией и неоном.

– Та самая?

Она вздохнула и сжала лежавшие в карманах руки в кулаки.

– Да, та самая, черт бы ее побрал. К моему удовольствию, этот салон теперь все равно зовут не иначе как «С бородатой теткой».

Мартин позволил себе короткий смешок, но потом быстро взял себя в руки:

– Ты хоть пробовала ходить туда?

– Нет, зачем мне это. Если будет нужно, схожу в городе.

– Я о том, что можно было бы поговорить с владельцем, может… может, он сократит срок работы для Филиппа.

Эмма открыла калитку и остановилась, пропуская его.

– Если бы все так просто, – с грустью улыбнулась она. – Филипп очень сложный мальчик, он не примет такую помощь. Ему достаточно того, что я верю в его невиновность.

С тех пор, как он начал работать в салоне, Филипп старался приходить к ней на обед всякий раз, когда она была в городе. Он стал более разговорчивым, а София относилась к нему с таким трепетом, словно он был святым мучеником, и это даже озадачивало Эмму. Несправедливость была налицо, но они еще и очень сильно драматизировали ситуацию. Хотя, вполне возможно, она знала далеко не все. Филипп не был сторонником откровенных разговоров, и, поскольку чаще всего он бывал рядом, София также почти ничего не рассказывала. Если бы она не пригласила Филиппа на обед, когда он проходил мимо по улице, ей наверняка вообще ни о чем не было бы известно.