Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я перевела взгляд на бледного как смерть Петтера, который старательно держался вне поля зрения командира (видимо, теперь уже бывшего – при иных обстоятельствах юношу ждал бы трибунал).
Хм, теперь понятно, почему Ингольв так охотно отпускал его со мной. У Петтера был приказ за мной следить.
М-да, пустили лису сторожем в курятник!
Наверняка за мной наблюдал кто-то еще, слишком своевременно Ингольв появился в «Уртехюсе».
– Ингольв, успокойся, – попросила я, пытаясь держаться спокойно и доброжелательно, как с посторонним пациентом.
Надо думать, приказом о прогулках по берегу Ингольв одновременно убирал меня подальше, чтобы не путалась под ногами, и надеялся получить компрометирующие сведения о моих встречах с Исмиром.
– Успокойся?! – Лицо его перекосила гримаса, опознать в которой улыбку стоило мне немалых усилий. – Ты! И твои… хель! Все равно… сдохнете! И твоя… Альг-исса – первой!
– Вряд ли, – светским тоном заметил Исмир, приблизившись по-кошачьи неслышно. Да и выражение его лица более всего напоминало кота, довольного жизнью (и хозяйскими сливками). – Руки у вас коротки, господин Ингольв!
Последние слова он произнес с издевательской вежливостью.
Увидев рядом с собой ледяного дракона, Ингольв вдруг побледнел до синевы, и лицо его стало походить на ритуальные маски хель. Ужас, отвращение, торжество… Я могла лишь благодарить милосердных богов, что от избытка запахов обоняние мое притупилось. Потому что нюхать выгребную яму и то было бы приятнее.
– У меня? – Ингольв оскалился. Лицо его снова налилось нездоровой краснотой. – Вас, твари, и без меня…
Он осекся, видимо сообразив, что наговорил лишнего.
– Да-да, я вас внимательно слушаю. – Голос Исмира был мягок, как пушистый свежий снег.
– Не дождешься, тварь! – словно выплюнул Ингольв. Глаза его были мутными, взгляд то и дело расплывался.
– А если я спрошу… настойчиво? – В спокойствии Исмира было что-то пугающее.
Я сжала руки, но промолчала.
Ингольв, явно балансирующий на краю обморока, усмехнулся с издевкой:
– Поздно, тварь!..
Глаза его закатились, нижняя челюсть отвисла.
Я прикусила губу, взяла его за руку, чтобы пощупать пульс, и попросила ровно:
– Петтер, будьте добры, подайте мне саквояж!
– Не нужно, – вмешался Исмир. Он присел на корточки возле Ингольва и провел ладонью над его лицом. Кожа Ингольва побледнела на глазах, а дыхание замедлилось настолько, что в первый момент мне показалось, что оно совсем пропало.
Однако не успела я испугаться, как сердце Ингольва робко дернулось в груди. Раз, другой… Но медленно, милосердные мои боги, так медленно!
Я подняла взгляд на Исмира.
– Я всего лишь слегка его заморозил, – ответил он на немой вопрос. – Не беспокойтесь, ему это не повредит. Всего лишь немного поспит.
– Надеюсь… – начала я, но договорить мне не дали.
Многострадальная дверь вновь с треском распахнулась, и в «Уртехюс» ворвались леденцы… Полагаю, их вызвали соседи, встревоженные моим криком и доносящимися из «Уртехюса» странными звуками.
Объяснения с доблестной полицией взял на себя Исмир. Учитывая, что среди них не нашлось никого выше констебля, затруднений у него это не вызвало.
Десяток негромких фраз, среди которых то и дело слышалось грозное «дело Льда», и непрестанно кивающие стражи порядка отправились восвояси. На смирно лежащего в уголке Ингольва они косились с тихим ужасом, на меня – с опаской (надо думать, подозревая, что я весьма ловко избавилась от мужа руками ледяных).
Когда стражи порядка отбыли, Исмир вздохнул с явным облегчением и уселся на стул. Рана явно причиняла ему сильную боль, к тому же он выглядел предельно ослабленным.
Заперев дверь, я искренне надеялась, что больше визитеров не будет.
– Выпьете чего-нибудь? – предложила я, избегая обращаться к дракону по имени. – А вы, Петтер?
– Кофе, – тут же откликнулся юноша.
Все это время он изображал молчаливое привидение, и я уже стала за него беспокоиться.
Сочтя, что стимуляторов с меня на сегодня достаточно, себе я заварила ромашковый чай. Петтер, как уже сказано, предпочел кофе, а Исмир – мятный ликер.
Запах нима в лаборатории уже почти выветрился, так что разместились мы там. Надо признать, среди пузырьков, баночек и пакетиков, кастрюлек и свечей наш маленький клуб заговорщиков смотрелся уместнее.
Тишина, воющий за окном ветер, бегающие по стенам тени…
Некоторое время мы молча отдавали дань напиткам.
Голова моя казалась чугунной от усталости и треволнений этого бесконечного дня. Исмир временами терял над собой контроль и начинал горбиться, зато Петтер от кофе хоть немного порозовел.
– Итак, – начала я, допив последний глоток ромашкового настоя. – Господин Исмир, вы что-то говорили о «клыке огня», верно? Не хотите рассказать поподробнее?
Исмир усмехнулся устало. Кремовый аромат сандала словно выцвел до грязно-желтого оттенка, каким бывает застиранное белье.
– Полагаю, тут вас сможет просветить наш юный друг. – Он кивнул на Петтера. – Не так ли?
Петтер молчал, пряча взгляд в чашке с кофе. Тени причудливо ложились на его лицо, делая юношу почти стариком.
– Не могу, – наконец вымолвил он. Тяжело сглотнул – кадык прокатился яблоком – и признался через силу: – Клятва!
А в непрозрачной глубине ладана не разобрать ничего.
– Вот как? – Тон Исмира внезапно сделался таким ласковым, что я поморщилась. – Следовательно, вы не жаждете отрекаться от заговора?
«Забавно, – подумала я, борясь с усталостью, – его манера выражаться временами сильно меняется. Порой он говорит словно в романах прошлого века, а иногда совсем по-современному».
Впрочем, разгадка лежала на поверхности. Надо думать, в последний раз Исмир вращался в человеческом обществе не один десяток лет назад, поэтому временами сбивался на тогдашнюю выспреннюю речь.
– Исмир, – я сочла, что для пущей доверительности можно пренебречь условностями, – прекратите давить на юношу, это все равно ничего не даст.
– Вот как? – Он поднял брови в преувеличенном удивлении. И марь – ненависть – заклубилась вокруг него отравленным облаком. – Следовательно, он упорствует, а вы его в этом поддерживаете? И как прикажете это понимать?
– Петтер, – ровным тоном попросила я, подавив желание расколотить чашку о голову одного твердолобого дракона. – Будьте добры, покажите свое правое запястье господину Исмиру!
Юноша молча отставил чашку и принялся закатывать рукав.
Исмир наблюдал за ним с таким плотоядным интересом, что желание сказать гадость стало почти непреодолимым. В конце концов, Петтер совсем недавно спас ему жизнь, к тому же рискуя собственной рукой!
Меня крапивой хлестнул запоздалый страх. Надо думать, Петтера спасло только то, что Ингольв даже не подумал отдать ему приказ не вмешиваться. К тому же, если задуматься, присягал Петтер не лично полковнику, а Хельхейму. Другой вопрос, чего стоило юноше переступить через себя…
Увидев знак на запястье Петтера, Исмир выругался,