– Ловите на лету! – похвалил Исмир, критически осматривая обожженный порез на левой руке.

Каюсь, я расхохоталась.

Исмир с Петтером недоуменно переглянулись, видимо решая, не тронулась ли я умом от переживаний.

– Я в порядке, – выдавила я сквозь смех. – Просто вы удивительно… синергичны!

Глава 4. Лед

Они снова переглянулись, кажется, утвердившись в поставленном диагнозе.

– Мирра, с вами все в порядке? – поинтересовался Исмир, сам больше похожий на привидение, чем на живого человека… то есть живого дракона.

– Вполне, – отмахнулась я.

Хотя, по правде говоря, чувствовала я себя несколько странно. Меня колотила нервная дрожь, а мысли были обрывисты и бессвязны. От разноголосицы запахов кружилась голова. Лайм, базилик, мята, анис, фенхель, роза, корица, гальбанум, иланг-иланг, лаванда…

Считается, что лаванда гармонизирует и соединяет любую смесь, но тут даже она оказалась бессильна.

– Петтер, откройте окно, будьте добры! – попросила я, стараясь дышать ртом.

– Конечно, госпожа Мирра! – согласился юноша и отправился выполнять поручение.

А я, поплотнее натянув шаль, оглядела «Уртехюс», пытаясь сообразить, чем заняться в первую очередь. На распростертое тело Ингольва я старалась не смотреть.

В комнату ворвался порыв морозного ветра, и я с несказанным удовольствием вдохнула глубоко-глубоко. В голове немного прояснилось.

– Вас же нужно перевязать! – сообразила я, наткнувшись взглядом на бледного Исмира. – Петтер, пожалуйста, принесите из лаборатории саквояж…

Я запнулась, вдруг обнаружив, что из памяти напрочь вылетело, как этот самый саквояж выглядит. Пожалуй, мне и самой не помешала бы медицинская помощь.

– С руной соуло? – подсказал Петтер.

– Именно! – обрадовалась я. – Господин Исмир, присаживайтесь. Вы же едва на ногах держитесь!

Любопытно, кстати, почему? Кровопотеря невелика, а рану на руке, скорее, стоит назвать порезом. Неужели при падении он так сильно ударился головой (и без того недавно ушибленной)?

Петтер притащил саквояж со всем необходимым для первой помощи. Заодно мальчишка додумался открыть окна в лаборатории и устроить сквозняк, за что я готова была его расцеловать.

Я направилась к дракону, на ходу перебирая пузырьки, и едва не полетела носом вперед, запутавшись в собственной юбке.

Петтер остановил меня, ухватив за рукав.

– Как вы себя чувствуете? – спросил юноша, и голос его был полон тревоги. – Может быть, вам лучше сесть? Или воды?

Столь явное беспокойство за меня одновременно радовало и удручало.

– Благодарю, со мной все в порядке! – Я улыбнулась ему, с трудом подавив желание пригладить его встопорщенную челку. И сказала уже дракону: – Господин Исмир, снимите рубашку!

– Мирра, хватит уже величать меня «господином», – усмехнулся он, послушно стягивая одежду. – Вы ведь даже с Петтером разговариваете вполне по-свойски.

Ладонь юноши на моем локте дрогнула, и он убрал руку.

Прежде чем ответить, я покосилась на Петтера, но он на меня не смотрел. Вопреки моим ожиданиям ни ревностью, ни злостью от него не пахло. Зато вокруг него будто клубился тяжелый и густой аромат смол: мирра, ладан, элеми. Смирение. Принятие.

– Хорошо, – согласилась я, решив разобраться со странной реакцией Петтера чуть позже. Голова наотрез отказывалась соображать.

Признаюсь, на Исмира без рубашки я смотрела с некоторой опаской. В памяти еще живы были впечатления от его сверкания на пикнике. Но сейчас дракон походил на потускневший к весне сугроб, в нем больше не было того завораживающего блеска. Испарина на лбу, складки меж бровей и у губ, мертвенно-бледная кожа…

И рана выглядела странно, словно ожог и порез одновременно.

Я встревожилась всерьез, и нужные пузырьки нашлись будто по мановению руки. Для начала обработать порез антисептиком, потом наложить мазь от ожогов – с лавандой, ромашкой, тысячелистником, календулой и лавром. Кожа Исмира была странно горячей, почти обжигая мои холодные пальцы.

Руки работали сноровисто, и привычные действия приносили облегчение. К тому же аромат лаванды успокаивал не только пациента, но и меня саму.

Закончив, я с удивлением обнаружила, что дрожь моя прекратилась, зато проснулся зверский аппетит. Хм, сварить овсянку, что ли? Поискать сухофрукты? Или послать Петтера в булочную?

Размышляя об этом, я потянулась к бинту, но Исмир перехватил мою руку.

– Не нужно, – мягко сказал он. – Дайте лучше льда.

– Льда? – удивленно переспросила я, машинально убирая уже ненужные баночки и инструменты.

– Именно. – Голос Исмира напоминал аромат розового дерева – сладковато-древесный, нежный и успокаивающий. – Найдите таз, который вы мне давали для Сольвейг.

Я растерянно огляделась, пытаясь сообразить, куда задевала тот самый таз. Умница Петтер без лишних слов мгновенно отыскал пропажу.

Как ни странно, в тазу по-прежнему сверкал лед. Надо думать, его сохраняли драконьи чары.

Исмир легко вытряхнул кусок льда, прижал к руке и груди, даже прикрыл глаза от облегчения. Только сейчас я сообразила, насколько терзал его жар.

– Какая странная рана! – удивилась я вслух, склонив голову набок.

Ответил мне, как ни удивительно, Петтер:

– Оружие странное. – Он поднял с пола кинжал. Теперь лезвие его смотрелось совсем иначе – тусклое серо-черное, будто обугленное.

Исмир зашипел, отшатнулся, едва не свалившись со стула. Лицо его сделалось совсем странным: скулы заострились, губы сжались в тонкую линию, а глаза, наоборот, расширились, и в них будто плескалось хмурое северное море.

– Клык огня, – словно выплюнул он.

– Что? – хором спросили мы с Петтером, но ответить Исмир не успел.

В стороне захрипел и надсадно закашлялся Ингольв.

Признаюсь, меня разрывали противоречивые чувства.

Отвращение к человеку, готовому убить не только постороннего дракона (это еще можно было хоть как-то объяснить ложным патриотизмом), но и собственную жену. Притом не в пылу ревности, а обдуманно и хладнокровно! Разумеется, я понимала мотивы Ингольва. И его оскорбленную гордость, и тщательно скрываемую от самого себя вину, и унижение от моей мнимой измены с драконом. Даже желание жениться на любимой я могла понять. Понять – но не простить.

Однако инстинкт аромага заставлял лечить всех больных. А еще я чувствовала чуть брезгливую жалость. Все же Ингольв – отец моих детей, и отречься от него в одночасье я не могла…

Вовремя освобожденный Исмиром таз как раз пригодился. Не хватало еще загадить «Уртехюс»… хм, содержимым желудка моего муженька!

Тошнило Ингольва долго и мучительно. Пришлось поддерживать его за плечи и держать посудину. Масло мяты, обычно весьма эффективное в таких случаях, помогало мало.

Лицо мужа было мокрым и посеченным осколками стекла. Кажется, он упал прямиком в лужу пролитого масла. Хм, значит, к сотрясению мозга можно смело добавить отравление. В таких дозировках эфирные масла небезопасны.

Наконец спазмы перестали сотрясать Ингольва. Он откинулся назад, перевел дух и выругался – грубо и обреченно.

Потом открыл глаза и, увидев над собой мое лицо, покраснел еще сильнее.

– Любовника завела, с-с-сучка? –