придирок, безосновательной, принижающей ее возможности и способности критики. Если мы дальше пойдем, то феминизм выступал за равноправие между мужчиной и женщиной, отрицая превосходство первых. Женщина – не зверек, которого надо дрессировать, поскольку других вариантов обучить его нет.

– Во-первых, что за «хейтить»?! Что за жаргон? И почему ты мне азбучные истины говоришь! – дернул плечом Колесников.

– Хейтить – ругать, ненавидеть, троллить… Молодежный жаргон. Теперешние взрослые дети массу слов употребляют иноязычных. Вырастут – пройдет. А пока путь бесятся. Во-вторых, какие такие азбучные истины? Тогда при чем тут лесбиянки?

– Ой, да все это рядом!

– Ты такой смешной в этом своем шовинистическом мужском упорстве, – рассмеялась Архипова. Она интуитивно вдруг поняла, как можно задеть Колесникова и как можно сбить с него спесь. Действительно, смех разозлил Сергея Мефодьевича. Он покраснел, отодвинулся от Архиповой, выпрямился и замолчал. – Зря обижаешься, – миролюбиво сказала Александра. – Вот я, как человек умный, люблю, когда меня просвещают. И как человек без комплексов, самодостаточный, не обижаюсь на такие вещи.

– Нормально так. За последние двадцать минут я оказался неграмотным, тупым, грубым, не самодостаточным шовинистом.

– Ну, выходит, так, – подтвердила Архипова, еле сдерживая смех.

– Тогда зачем это все… – Колесников развел руками.

– Чтобы узнать друг друга, наверное. Вот и узнаем. Ладно, перестань злиться и обижаться, я хотела тебе показать, что переделывать человека не только сложно, но и опасно. Все может вернуться бумерангом.

Колесников не ответил. Он смотрел в окно и думал: «Как с ней сложно! Очень высокого мнения о себе. И этим своим дедом, или кем ей он там приходится, гордится безумно. Можно подумать, что это она директор лицея! Кстати, надо будет и мне старые фотографии посмотреть. Может, тоже кого-то найду. Впрочем, у меня если и будет кто, так это в тулупе и босиком. Не графья мы!»

Колесникова почему-то очень впечатлили фотографии в старых широких деревянных рамках в гостиной Архиповой. Он так пожалел, что сам не додумался повесить такие.

– Смотри, мы подъезжаем. Это территория завода ЗИЛ, – сказала Архипова.

– Уж знаю, знаю, – снисходительно улыбнулся Сергей Мефодьевич. Он решил не обижаться на насмешливость Архиповой, но при случае ответить ей тем же.

Они вышли из поезда, сели на автобус, проехали пару остановок и вышли у метро «Коломенская».

– Нам не к парку, а в сторону улицы Высокой, – сказал Колесников и повел Александру дворами старых девятиэтажек. Архипова разглядывала газоны, аккуратные заборчики и изуродованные человеком лоджии добротных домов.

– Знаешь, в самом бедном доме Барселоны на балконе цветы. А у нас – старые лыжи и посеревшие от времени оторванные лет двадцать назад плинтусы. Жильцы раньше думали, что они пригодятся, а потом перестали думать и вовсе забыли про них. Вот они и торчат, «радуют» глаз.

– Люди не всегда рассчитывают на рост благосостояния, поэтому хранят много мусора. Это факт, – ответил ей Сергей Мефодьевич. Как только они оказались в этих дворах, он изменился. Исчезла надменность, на лице было выражение, которое до сих пор Архипова не видела. Выражение недоумения, любопытства и умиления.

– Знаешь, вот там, на склоне, была поликлиника. Обычная такая белая поликлиника. Таких полно и в Москве, и в Питере, и в Обнинске, где я тогда жил. Но эта стояла на склоне горы, в зарослях акации. Весной все было желтым от цветов. И белые стены, зеленая крыша превращали медучреждение в усадьбу, – Колесников рассмеялся сам от такого сравнения, – тогда не было тех высоких жилых домов и перед глазами была река.

– Что же ты здесь делал?

– Я? – вздохнул Сергей Мефодьевич. – Я здесь учился. Повышал квалификацию в академии. И снимал в этом районе квартиру. Нашел недорогую, но самое главное, без соседей. Я всегда любил комфорт, и деньги у меня всегда были. Ребята, с которыми я тогда учился, снимали на двоих, троих. Я решил, что буду жить отдельно. Понятно, меня за это невзлюбили. Ну, во-первых, при деньгах, а во-вторых, не поддерживал компанию. Они же бухали, обрадовались, что в Москву вырвались.

– Но можно было общаться, просто не пить много, – заметила Архипова.

– Все равно, но эти все компании не для меня…

Александра из этого ответа поняла, что дело не выпивке, дело в характере. Невзлюбили Колесникова за гонор, презрение и высокомерие.

– Ты был уже женат?

– Да, да. Жена с дочкой в Обнинске осталась. В тот год урожай огурцов был. У нас же там тоже дача была. Я все рвался поехать помочь, надо было урожай собрать, законсервировать. У нас все строго было. Вернее, как положено. Есть обязанности, есть дела, и их надо сделать.

– Ну, поехал? Помог?

– Нет, не получилось.

– То есть весь этот урожай она сама переработала.

– Да, столько банок, столько банок. Я приехал, увидел, сердце порадовалось.

– А я думала – заболело, оттого что женщина корячилась из-за этих огурцов. Их же можно купить в любое время года. А сколько тех соленых надо? Три раза оливье сделать, в охотку закусить, к картошке. Вас трое было. Вот объясни мне, на фига она так себя гробила?

– Она не гробила. Она выполняла…

– Долг, – перебила его Александра, – не отвечай, а то «за феминизм» опять сцепимся.

– Так нельзя сказать – «сцепимся за феминизм», – усмехнулся Колесников.

– Это шутка, использование диалекта. В данном случае южнорусского.

Сергей Мефодьевич промолчал. Архипова пожалела, что прицепилась к этим огурцам. «Человек приехал вспомнить, а я…» – подумала она и взяла Колесникова под руку.

– Куда нам дальше идти?

– Сейчас, сейчас я соображу, – Колесников вдруг стал топтаться на одном месте, озабоченно крутить головой, оглядываться и наконец рванул куда-то. Оторвавшись от Архиповой, он отбежал в сторону и прокричал:

– Вот сюда, это и есть улица Высокая, нам сюда!

Александра сделала вид, что ничего не произошло, что мужчина не отскочил от нее как ошпаренный, как только она дотронулась до него.

– Пойдем, конечно, – сказала она как ни в чем не бывало и заметила: – Как все-таки хороша в городе пересеченная местность.

– Чрезвычайно, – с горячностью ответил Колесников, – это так здорово, так красиво!

Они прошли вверх по улице – хотя, казалось, это была настоящая гора. Архипова даже запыхалась, когда они оказались в самой верхней точке.

– Вот, смотри: видишь крышу этого дома? – он указал на девятиэтажку из кирпича.

– Вижу.

– В этом доме я жил. Ходил в магазины, они тоже внизу. Меня все знали и предлагали свежие продукты. Там хорошие женщины работали.

– Повезло, – хмыкнула Архипова.

– А вот это стоянка автомобильная. Тут я свою машину ставил. Сторожем был Коля, мужик откуда-то из-под Курска. Смешной. Суетливый, толком ни в чем не разберется, но уже