— Никакого оружия, хорошо? И не приходи со слишком большим количеством людей, а то они заподозрят. Я не хочу драки. Обещай мне.

Моя мама может быть и сама мафиози. В большинстве дней она страшнее моего отца. Наверное, это потому, что она дочь дона. Мой дедушка умер до моего рождения, но, судя по тому, что она мне о нем рассказывала, он был могущественным и управлял своей семьей железным кулаком.

— Я обещаю. Никакого оружия. Могу я позвонить тебе по этому же номеру?

— Нет. Он не мой. Я выйду ровно через час. Я сейчас напишу тебе адрес. Поторопись.

— Хорошо. Все будет хорошо. Вот увидишь.

— Да. Скоро увидимся.

Я вешаю трубку и отправляю ей адрес, затем стираю сообщение, прежде чем подняться на ноги. Вернувшись на кухню, я застаю Джанет с кружкой в руках и запахом кофе, витающим в воздухе.

— Ты в порядке? — Ее брови нахмурились, когда ее бледно-голубые глаза оценили меня. — Ты выглядишь так, будто плакала.

— Я в порядке. — Я провожу рукой по лицу, оставляя ее сотовый на стойке. — С моей мамой может быть трудно.

— Ах, — смеется она. — Одна из таких, да? Похоже на мою. Она все еще жива и сводит меня с ума при каждом удобном случае.

— Похоже, они родственницы, — хмыкаю я, направляясь к свежесваренному кофе, беру кружку со шкафа и наливаю немного.

— Может быть, они могли бы стать подружками и оставить нас в покое.

— Ха. Хотелось бы. — Я игриво закатываю глаза, пока нахожу сливочник и сахар.

— Мне тоже, милая. Мне тоже.

Она встает со стула и направляется к раковине, чтобы вымыть свою теперь уже пустую чашку.

— Увидимся позже за ужином, хорошо? — Ее рука опускается на мое плечо.

— Да. — Я улыбаюсь в ответ. — Еще раз спасибо, что позволила мне воспользоваться твоим телефоном.

— В любое время. — Она подходит к столу и берет свою сумку, машет на прощание рукой, прежде чем уйти.

Как только дверь захлопывается, грызущая боль в середине моего сердца возвращается. Обида, которую Данте оставил внутри, проникает в мое сердце. Я беззвучно плачу, закрывая лицо руками, слезы, как капли кислоты, жгут шрамы на моих ладонях.

После долгих минут утопания в душевной боли я заставляю себя допить кофе медленными глотками, зная, что менее чем через час все будет по-прежнему.

ГЛАВА 19

РАКЕЛЬ

Час пролетел быстро, и страх моего побега растет с каждым шагом, который я делаю по направлению к входной двери.

Я придумала причину, чтобы выйти наружу. Не думаю, что люди Данте откажут мне. Если они откажут, мне конец. Всем будет плохо. Моя мама этого не допустит. Я уже слышу, как она обзванивает родственников и собирает армию, чтобы забрать меня, что бы она ни сказала.

Если ее солдаты не увидят меня снаружи, в нужное время, они найдут способ достать меня, даже если это будет связано с пулями. Моя мать, может, и обещала держать оружие дома, но я ее знаю. Она проследит, чтобы каждый был вооружен. У меня такое чувство, что люди Данте тоже так просто меня не отпустят.

Данте.

Одно его имя вызывает боль в груди. Я буду скучать по нему. Скучать по тому, что у нас было — или по тому, что могло бы быть. Он мне действительно нравился, и, если быть честной, это начинало казаться чем-то большим.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я выхожу из кухни, но я быстро смахиваю их. Он не заслуживает их. Кем бы он ни был, он не тот, за кого я его принимала.

Данте был придуманной иллюзией, искушавшей меня ложью. Теперь я вижу все это. Если мама права — а у меня есть все основания полагать, что это так, — то в тот момент, когда мы встретились в баре, он знал, кто я, и знал, что делает. Все должно было быть частью его хорошо продуманного обмана.

Но почему? Как он мог так поступить со мной? Я не участвую во всем этом. Я не заслуживаю того, чтобы быть втянутой в войну между моей семьей и его. Если у меня когда-нибудь появится возможность посмотреть ему в глаза, я потребую рассказать, как он мог так поступить со мной.

Отчаяние и гнев пульсируют в каждом ударе моего сердца, проникая до самых костей и переплетаясь с моим горем.

Я его ненавижу.

Лучше бы я никогда его не встречала.

Я заставлю его заплатить за это. Так или иначе.

Я подхожу к входной двери, с каждой стороны которой стоят по два охранника.

— Здравствуйте. Простите, что не знаю ваших имен, но вы не против? — Я делаю жест в сторону двери вытянутой рукой. — У меня скоро будет доставка еды.

— Я Эллиот, мэм. Мы можем доставить ее для вас, — говорит высокий, которому, вероятно, около двадцати лет.

Другой немного старше, возможно, около сорока. Интересно, они одни из тех, кто слышал, как я подходила к бассейну?

О, Боже. Я не могу думать об этом сейчас.

Прочистив горло, я усмехаюсь.

— Я уверена, что можешь. — Мой взгляд метался между ними. — Но я буду через две секунды. Ты даже можешь посмотреть…

Мое лицо становится горячим, глаза расширяются.

— За мной. Ты можешь посмотреть, как я… эээ… забираю еду, — заикаюсь я, сглатывая комок, застрявший в горле.

Твою мать. Я даже не могу собраться с мыслями до того, как появится моя чертова помощь.

Младший немного посмеивается.

— Хорошо. Идите. Мы постараемся не смотреть слишком пристально.

Он подмигивает, и мне требуется некоторое усилие воли, чтобы не открыть рот, когда он открывает передо мной дверь. Они оба выходят, их ботинки топают по бетону, прежде чем они останавливаются на ступеньках, ведущих на улицу.

Значит, они меня услышали! Уф! Это ужасно.

Я стону от полного унижения, вдыхая аромат свежескошенной травы. Я должна радоваться, что больше никогда не увижу их… но я также никогда не увижу Данте.

Почему меня это должно волновать? Что со мной не так, что я не могу не скучать по нему?

Неужели все это было притворством? Даже после того, как он узнал меня?

Это не было так, когда я была в его объятиях. Когда он обнимал меня. Я чувствовала, что имею значение. Как будто ему не все равно.

Мог ли он действительно делать все это, если у него не было никаких чувств ко мне? Неужели он такой монстр?

У меня нет времени думать об этом, и я не хочу оставаться, чтобы копаться