наперевес. Мы отстреливались. Они схватили ее и…

— Блять! — завопил я, снова и снова ударяя кулаком по рулю. — Она была ранена?

Мои слова наполнены безумием.

Что, черт возьми, она сделала?!

— Я так не думаю. Это произошло…

— Ты, блять, так не думаешь?! — Вена на моей шее гневно пульсирует. — Какого черта вы все натворили? Кто-нибудь преследовал фургон? Это был Карлито? Ее отец? Кто пришел за ней?

— Я не знаю, сэр. Они были в масках.

— Так что, черт возьми, ты знаешь?!

— Они застрелили охранника у входа и вошли внутрь. Мы преследуем их, — добавляет он. — Мы преследуем их на двух машинах. Сейчас я отправлю вам местоположение фургона.

Я смотрю на сообщение, которое он отправил, и у меня перехватывает дыхание, когда я читаю слова.

— Они недалеко. Я еду за ними. — Я сбрасываю звонок, разгоняюсь до скорости более ста миль в час и проношусь влево перед одной машиной, которая многократно сигналит.

Еду еще быстрее, проношусь мимо другой машины по средней полосе, чуть не врезавшись в нее.

Должно быть, она узнала правду и позвонила маме. Но как? Они не могли найти ее сами. Мы с братьями купили свои дома как ООО. Наши имена не указаны. Наших адресов тоже нет. Мы были очень осторожны, избегали телефонных линий и держали одноразовые на всякий случай.

Черт возьми, детка. Зачем ты это сделала?

Если я не верну ее…

Я ударяю кулаком по консоли.

— Черт! — реву я, нажимая на клаксон, чтобы заставить машину передо мной ехать быстрее.

Машина справа от меня сворачивает на среднюю полосу, пропуская меня. Наконец, съехав с шоссе, я еду по менее оживленным дорогам, зная, что они всего в квартале от меня.

Быстрее.

Быстрее.

Шины жгут бетон.

Я должен добраться до нее. Я должен спасти ее. Если я не смогу… если она умрет… это будет на моей совести. Я не прощу себя. Она должна была быть защищенной, а я не справился. Я позволил им забрать ее. Я сделал это.

Я резко поворачиваю налево, наконец-то вижу фургон и узнаю Ауди, которая принадлежит моим парням. Мы снабжаем всех наших людей такими машинами для рабочих целей.

Я набираю скорость и объезжаю фургон справа, двигаясь параллельно. Я смотрю на дверь, затем на окно со стороны пассажира. Там сидит мужчина; его лицо повернуто ко мне, его темные глаза видны сквозь лыжную маску, а губы кривятся в злобной улыбке.

Моя рука лежит на пистолете, готовая его использовать. Но я не могу выпустить пули, если есть хоть малейший шанс, что она может пострадать.

Мудак встает, удаляясь из поля зрения, и вдруг задние двери открываются, и я оказываюсь лицом к лицу с тем, кого знаю. С тем, чью кожу я буду с удовольствием сдирать с его лица. В его руке девятимиллиметровый пистолет.

— Где она, сукин ты сын? — спрашиваю я Карлито, который уже снял маску.

— О, смотри. Это мой давно потерянный лучший друг. Давно не виделись. Как поживаешь?

Я не отстаю от фургона, мои глаза прикованы к его глазам. К счастью, улица здесь тихая. Леса окружают их сторону дороги, а на моей — трава, склонившаяся вниз на небольшом холме.

— Она жива? Тебе лучше, блять, надеяться, что жива.

Его ответом стал скрипучий смех.

— Знаешь, до недавнего времени я понятия не имел, кто ты, черт возьми, такой. Ты хорошо меня провел. Но за ложь мужчине из-за выпивки и стриптизерши тебе должны отрезать яйца.

— Ты не мужчина. — Мой рот жестоко кривится.

— Да… — Он убирает вторую руку за спину, а я держу палец на спусковом крючке. — Это мы еще посмотрим.

В тот момент, когда я собираюсь выстрелить ему прямо между глаз, он подтаскивает тело вперед.

Ее тело.

На полу.

Ракель?

Я поднимаю пистолет так, чтобы ствол встретился с его лицом, мой пульс бешено бьется.

— Возможно, не стоит этого делать, — объявляет он, его рука захватывает ее рубашку спереди и поднимает ее на ноги.

Что-то не так.

— Какого хрена ты с ней сделал, ты, кусок дерьма?!

Ее голова свисает вперед, глаза закрыты.

Нет! Она не может быть мертва.

Мое сердце обливается кровью от сожаления.

Что я наделал? Зачем я втянул ее в нашу битву?

— Если ты выстрелишь в меня, я позабочусь о том, чтобы пуля попала в нее. Она еще жива, но едва ли. — Он сильно смеется, и у меня чешутся руки применить к нему свои ножи и заставить его кричать.

— Я заставлю тебя страдать. Я обещаю, — говорю я ему.

— Все, что ты есть — это киска с кучей угроз. После того, как я разорву ее на куски, я позволю тебе забрать ее гниющий труп. — Его рука крепче сжимает ее рубашку, поднимая ее тело с пола в воздух. — Она моя женщина! Она всегда будет моей, пока не умрет.

Он смотрит на нее, как развратный ублюдок, которым он и является. Как, черт возьми, я могу вытащить ее из этого?!

— Наконец-то я почувствую вкус этого тела. — Его оружие спускается по ее груди к животу.

Гнев вырывается из моих внутренностей, и я скрежещу зубами, пока моя челюсть не начинает дребезжать. Я поворачиваю машину ближе к ним.

— У тебя есть два варианта, друг мой, — продолжает он. — Либо ты отпускаешь меня и позволяешь мне немного развлечься, либо…

Пистолет движется вверх по ее телу, ствол упирается ей в висок.

— Я могу застрелить ее прямо сейчас, и мы покончим с этим.

Черт! Что, черт возьми, мне делать?

Может, я могу выстрелить в него, а мои люди займутся теми, кто впереди.

Проклятье. Нет. Слишком рискованно. Он может нажать на курок и убить ее мгновенно.

Единственный хороший вариант — отпустить Ракель и найти ее самому, пока он не успел ее убить. Но он сделает это медленно. Он собирается причинить ей боль, и я не знаю, как я могу сознательно позволить этому случиться. Но какой, блять, у меня выбор? Я не сомневаюсь, что он убьет ее прямо у меня на глазах.

С глубочайшим сожалением, пронзающим меня, я решаю отпустить ее, только чтобы найти ее снова.

— Это еще не конец. Я приду за тобой.

— Удачи. Пусть победит сильнейший.

Затем он мчится по пустынной дороге, а я медлю, набирая номера Дома и Энцо.

Эта война только что стала немного более личной.

ГЛАВА 20

РАКЕЛЬ

Вокруг темнота, а мои глаза зажмурены, и меня окутывает глубокое чувство страха. Такого, который пробирается по шее