друзьями, поэтому свадьба должна пройти там. Мы понимаем, что перелет в Испанию выйдет дорого, но оно того стоит.

Мэгги впилась в меня ожидающим взглядом. Все смотрели на меня, потому что знали о моем абсолютном нежелании садиться в самолет. Мне захотелось заплакать.

Боль оказалась столь острой, подобная той, что разрывает все внутри, и избавиться от этого чувства можно только плача и выпуская все это наружу.

Я всем своим сердцем любила своих друзей. Ничто не сделало бы меня счастливее, чем смотреть на то, как они клянутся друг другу в вечной любви, но мне не удастся сесть в самолет. Я заставила себя улыбнуться. Попытка, должно быть, вышла ужасной, потому что все трое смотрели на меня с сожалением. Они знали, какими будут мои следующие слова.

– В этом мире нет ничего, что сделало бы меня счастливее, чем присутствовать на вашей свадьбе, ребята, но я не могу… Просто не могу.

Я встала из-за стола и ушла. Мне было плохо из-за того, что мне пришлось испортить им их момент. Меня охватила грусть из-за того, что я такая трусиха, и не могу преодолеть свои страхи. Но хуже всего в ту секунду было мое осознание того, что я никогда не смогу покинуть Бали.

До этого момента меня это не волновало. У меня не было необходимости покидать родину, но потом я встретила Алекса, и он посеял во мне сомнения. Затем новость о свадьбе… Сложно воспринимать свой дом как клетку, но так оно и было. Клетка, построенная моими страхами.

19. Алекс

Я не видел ее два дня. Мы то и дело обменивались сообщениями, но она была занята со своими друзьями, а я решал всякие домашние дела. Как бы сильно мне ни хотелось уйти от проблем, это получится делать только до определенного момента. Моя мама настойчиво звонила мне, и мне пришлось сдаться и взять трубку.

– Когда ты вернешься, Александр? – было первое, что она спросила.

Я поднес руку к виску и прижал его, так как в последнее время у меня постоянно болела голова,

– Я приеду первого сентября.

– Как ты вообще додумался уехать так надолго? Учитывая то, сколько всего тебе нужно сделать и подготовить!

– Мам, не знаю, в какой момент ты решила, что это как-то касается тебя, но…

– Разумеется, это напрямую касается меня! Ты мой сын, а она…

– Прекрати, – оборвал ее я, прежде чем она смогла бы продолжить. – Ты позвонила мне, чтобы узнать, когда я вернусь, и ты только что получила ответ. Есть ли что-то еще, что бы ты хотела узнать?

На мгновение воцарилась тишина.

– Твой отец хочет видеть тебя, как только ты приедешь в Лондон, – сказала она.

– В таком случае, скажи папе, что в Лондоне у меня есть дела поважнее.

– Не понимаю, почему ты хочешь пройти через все в одиночку. Мы можем помочь тебе, мы можем…

– Я ценю это, мама, но того, что ты заставила меня управлять компанией, на данный момент более, чем достаточно. Остальная часть моей жизни остается моим делом.

Я услышал всхлип на другом конце линии. Мне очень хотелось повесить трубку и закончить этот разговор. Но потом она позвонит снова, и у этой истории никогда не будет конца.

– Как ты вообще можешь говорить такое? – сказала она, плача. – Мы тебя заставили! А что бы ты тогда делал?

– Успокойся, мама, – попросил я, пытаясь примириться с ней, но внутри мне хотелось рвать и метать. – Просто прошу тебя дать мне немного личного пространства, которое, как ты знаешь, мне очень нужно.

– Все перевернулось с ног на голову, а ты уезжаешь на месяц. Ты оставляешь все на полпути…

– Я ничего не оставил на полпути. Я сделал то, что будет лучше для себя и для нее.

– И каким образом это лучше?! – воскликнула она, теряя самообладание. – Лучше всего для нее – быть с тобой, в твоем доме.

– Ты не можешь вмешиваться в мою жизнь, – я не собирался снова заводить этот разговор. – Мама, прости, но я тебе этого не позволю. Вот вернусь первого сентября в Лондон, и тогда мы сможем все сесть за стол, высказаться и договориться обо всем, что вам будет угодно. А сейчас, если ты меня извинишь, у меня есть дела.

На этом я повесил трубку и выключил телефон. Я никогда никому не позволял указывать мне, что делать. Никогда не делал того, чего не хотел бы делать, тем более в интересах других людей… До сих пор, конечно.

Остаток дня я провел на море. Нейт не захотел идти со мной. С тех пор, как он рассказал мне о Мэгги, парень заперся у себя в номере и не хотел ни с кем разговаривать и никого видеть. Я подумал о Малькольме, нашем друге, ему удавалось подбадривать людей куда лучше… У меня же это получалось ужасно.

Я занимался серфингом до захода солнца, а когда вернулся в комнату, решил написать Никки.

В отличие от большинства парней, мне было не свойственно поддерживать диалог с помощью сообщений, но с ней у меня не оставалось другого выбора. В глубине души с ней мне было совсем не скучно, такое общение мне даже нравилось.

Когда это происходило с другими девушками, было иначе. Со временем они становились требовательными, а я считал себя довольно независимым человеком. Порой доходило до такой степени, что мне приходилось объяснять, почему я не ответил на сообщение сразу, почему не пожелал доброго утра или спокойной ночи.

А с Николь… я чувствовал необходимость услышать о ней, несмотря на то, что после нашей последней встречи я вернулся домой расстроенным. Какая-то часть меня была недовольна тем, что она уехала сразу после нашей близости. Я бы никогда в этом не признался, но, черт возьми, я скучал по возможности застать ее врасплох или по осознанию того, что мы находимся в пяти минутах езды на мотоцикле друг от друга.

Я прочитал свое последнее сообщение и, не сумев сдержаться, закатил глаза.

Николь, доброе утро

Твой друг решил, что я его новый хозяин, он не оставляет меня в покое даже когда я иду в туалет.

Я отправил фотографию Бату, на ней тот устроился у изножья моей кровати.

С тех пор, как его хозяйка уехала, он не расставался со мной. Меня это никак не напрягало, я любил животных. Дома у меня был доберман по кличке Камило. Мне его подарила моя бывшая, когда он еще был щенком,