– Имя, – жестко сказал он.

– Простите?

– Имя того, кто устроил эту гадость.

Он поднялся со стула и навис над Портеном.

– Я не знаю! – попытался соврать журналист.

Он легко щелкнул пальцами, и писака, захрипев, схватился за горло:

– А-а…

– Вспомнил?

– Да! – просипел Портен.

Он чуть ослабил воздушную петлю.

– Это Сантор! Это он написал!

– Вот видишь, а говорил, память плохая, – усмехнулся он и резко спросил: – Кто заказывал тебе статьи о Ребекке?

– Я скажу, – торопливо пробормотал Портен. – Я все скажу! Это Фейрас, это все она! Завидовала леди Гринделл, особенно когда та стала встречаться с ее бывшим ухажером Пирсом, потому и устроила травлю в прессе. Вы поймите, мы люди подневольные. Кто платит, тот и прав. Фейрас не скупилась, вот мы и писали все, что она просила. И про алкоголь, и про разгульный образ жизни, и про бесконечных любовников миледи.

Журналист поднял на него глаза и слезливо прогундосил:

– Понимаете, у меня жена больная, трое детей. Мне деньги нужны. Каюсь, врал и измышлял небылицы, но я не виноват. Отпустите меня, лорд Кимли! Я больше ничего не знаю!

– Отпустить? – он задумчиво посмотрел на журналиста. – Чтобы ты и дальше поливал грязью имя моей супруги?

– Никогда в жизни! Я больше ни строчки… Я… Вы даже не сомневайтесь!

Он глядел на пресмыкающегося писаку и чувствовал поднимающуюся в душе горечь.

– Имена остальных. – Он положил перед Портеном лист бумаги и ручку.

– Что?

– Пиши всех, кто участвовал в травле моей жены.

– Я напишу, – бормотал журналист. – Напишу…

Портен принялся торопливо выводить фамилии, а он смотрел на продажного писаку и готов был размазать того по стене. Мерзкий ублюдок! Столько дерьма за последние годы на Ребекку вылил! Удивительно, как она еще не свихнулась? Другая бы уже сломалась. А главное, ведь никто… Никто из родных не усомнился! Все поверили – и Гринделл, и Ричард, и Мартин. Имя Ребекки полоскали на каждом перекрестке, а они и пальцем не пошевелили, чтобы выяснить правду и закрыть всем рты!

– Вот, – подобострастно улыбнулся журналист, протягивая ему бумагу.

Длинный список из двадцати фамилий заставил его беззвучно выругаться. Крев сатари! Мерзкие твари!

– Вы меня теперь отпустите? – с надеждой спросил Портен.

– Иди, – ответил он и добавил: – Но если я увижу еще хоть слово про Ребекку, считай, что ты покойник.

– Что вы, лорд Кимли! – пятясь к выходу, залепетал Портен. – Я… Никогда… Даю слово!

– Твое слово все равно ничего не значит, – хмыкнул он и резко произнес: – Эбенео!

– А-а! – вскрикнул журналист, и его острое лицо скривилось от боли. – Лорд Кимли, за что? – разглядывая посиневшую руку, проныл писака. – Я же все сказал!

– За прошлые ошибки, – спокойно ответил он. – И как предостережение от ошибок будущих. Свободен.

Он небрежно махнул ладонью, и Портена вынесло за дверь.

В коридоре послышался грохот падения, а вслед за ним – звук торопливых шагов.

Он хищно усмехнулся и расправил список. «Что ж, господа писаки, готовьтесь к встрече! Вы посмели посягнуть на то, что принадлежит мне, а свое я никому в обиду не дам!»

К вечеру у него были признательные показания всех двадцати продажных представителей прессы, а у самих представителей – разной степени тяжести увечья рук. Зачинщице этих статей не повезло больше – он применил заклятие «Арседос», лишающее человека удачи, и теперь Марджори ждала «веселая» и разнообразная на неожиданные проблемы жизнь.

Справедливость, как он ее понимал, была восстановлена.

«В следующий раз они двести раз подумают, стоит ли связываться с леди Кимли», – довольно усмехался он, глядя на спящую жену. Ребекка казалась удивительно юной и трогательной в своей легкой кружевной пижамке. Правда, стоило Бекки повернуться на спину, открыв его взору тяжелую, налитую грудь, как вся мнимая трогательность тут же исчезла, а у него в душе пробудились совсем другие эмоции. Страсть, жажда обладания, доходящая до нестерпимой потребности, сумасшедшее желание и невыносимый жар плоти.

Он потер лоб и отвернулся. Дорг подери! Нельзя сдаваться. Он не может… Нужно держать себя в руках.

Ребекка Гринделл

– Не хочешь потанцевать, дорогой?

Я одарила мужа игривым взглядом. Знойная мелодия парадоны звала за собой, и мне стоило больших усилий неподвижно стоять на месте и не постукивать в такт каблучком.

– Извини, Ребекка, я должен поговорить с Крэйном, – покачал головой Кимли.

Опять! Сколько можно-то? Мы пришли на прием два часа назад, а я еще ни разу не танцевала!

Кимли все время занят. То старый осел Парсон затянул длинную речь о дружбе и сотрудничестве, то Эмерсон подошел с какими-то глупыми вопросами, то Эмма Вилсон решила выяснить, когда возобновятся поставки сартанского урания в Хронос. А теперь вот Крэйн. Нет, так дело не пойдет!

Я обняла мужа за талию, прижалась к нему бедрами и сделала первые па парадоны.

– Ребекка!

Кимли недовольно посмотрел на меня, но его тело уже отреагировало на мое прикосновение, а музыка откровенного танца увлекла за собой. Секунда – и руки мужа сжали мои плечи.

– Решила поиграть? – тихо прошептал Кимли, и глаза его опасно блеснули.

– Беру свое, – провокационно улыбнулась в ответ.

И дальше нам стало не до разговоров. Парадона – танец стремительный и яркий, зажигающий кровь и пляшущий по венам жидким огнем. И мы горели в его пламени, отдаваясь чувственной магии заводного ритма. Дыхание срывалось, сердце бешено стучало в груди, а синие глаза мужа искушали, заставляя терять остатки разума.

Доргов Кимли! За недолгое время нашего брака я так и не смогла понять, что происходит между нами. Никогда раньше я не чувствовала такой острой зависимости от мужчины. Мы с Кимли могли ругаться, сердиться, не разговаривать, но стоило нам прикоснуться друг к другу, как все это становилось неважным. Похоже, наша обоюдная страсть пересиливала все разногласия.

– Ребекка, прекрати, – еле слышно произнес муж.

– Что именно, дорогой?

– Если ты не перестанешь так на меня смотреть, я прямо сейчас утащу тебя в один из свободных кабинетов и стяну это доргово платье!

– А потом? – прошептала я.

– А потом нагну над столом и заставлю громко и долго кричать от страсти, – пообещал супруг.

– Мне нравится ваш план, лорд Кимли.

Я прикусила губу, зная, что мужа это заводит.