каждого человека на макушке и плечах горят огни, – произнёс он чуть погодя. – У вас же с рождения нет огня на левом плече, из-за чего душа теряет баланс. Прошу, впредь будьте осторожны.

Чжао Юньлань, нахмурившись, оглядел своё плечо, затем отбросил лишние мысли и вернулся к теме:

– Получается, народ ханьга использовал Клин гор и рек для ритуала заключения Робла?

– Верно. Обезглавленные тела сжигали и проводили на вершине горы ритуал Трёх звёзд для концентрации тёмной энергии, чтобы насильно удержать душу человека в ущелье и заточить её в артефакт. А отсечённые головы помогали контролировать заключённые души.

Усмиритель указал на Ван Чжэн.

– А с ней что?

Палач бросил на девушку взгляд, и та задрожала. Он словно видел её насквозь.

– Её обезглавили, но голову, вероятно, кто-то спрятал, поэтому душа избежала страшной участи.

Ван Чжэн горько улыбнулась.

– Я была глупа, не хотела мириться с судьбой и вселилась в чужое тело. Тогда-то меня и поймал предыдущий Усмиритель и взял в Приказ. Ван Чжэн – имя девушки, чьё тело я заняла… На самом деле меня зовут Гэ Лань, я дочь вождя, убитого во время того восстания. – Чжао Юньлань к своему неудовольствию осознал, что в управлении специальных расследований работает целое сборище потомственных аристократов. – Лидера мятежников звали Сан Цзань. Его мать прислуживала моей. В нашей общине не было свободных простолюдинов: только представители знати, включая родственников вождя, и их рабы. Поэтому судьба Сан Цзаня была предрешена. Он вырос храбрым и способным парнем, быстро начал выделяться на фоне других и стал табунщиком моего отца. По современным меркам Сан Цзань считался завидным женихом и пользовался уважением. – Она горько усмехнулась. – Но в народе ханьга это не имело значения. Он родился рабом – доля незавидная, не лучше, чем у домашнего скота: тебя могут продать или убить когда вздумается. Сан Цзань был красивым, богатым, мог похвастаться всем, кроме пресловутого статуса. Позже моему отцу приглянулась одна молодая рабыня, и он заделал ей ребёнка. Девушка оказалась младшей сестрой Сан Цзаня. Моя мать пришла в ярость и решила отыграться на их матери, приговорив её к обезглавливанию за какой-то мелкий проступок. Отца Сан Цзаня до смерти забил кнутом мой старший брат, а его сестра… Бедняжка не вынесла позора и повесилась на поводьях.

Чжао Юньлань достал из кармана последнюю упаковку вяленой говядины и сунул ломтик в рот.

– Ну и сволочь же твой папаша.

Ван Чжэн не нашлась с ответом, а Палач попытался сменить тему:

– Я заметил у основания Клина гор и рек жертвенную плиту. Обычно на таких записывались имена заключённых в артефакте душ, но здесь они стёрты. Это тоже из-за восстания?

Девушка кивнула.

– Расквитавшись с рабовладельцами, Сан Цзань вместе с братьями пришёл на запретную землю, к Клину гор и рек. Он объявил, что отныне в нашей общине все равны, и стесал огромным напильником все имена. Вождь… Мой отец, мать, брат, вся знать, их окружение и охрана – все были повешены во дворе сторожевой хижины на вершине горы.

– А ты? Тебя не казнили, потому что ты тайно помогла Сан Цзаню, верно? – спросил Чжао Юньлань.

Ван Чжэн опустила голову.

– Мы были знакомы с детства. Когда отец послал за ним людей, я его спрятала… Я не хотела его смерти, но не думала, что всё так обернётся. – Она помолчала немного, но вскоре тихо добавила: – Тогда мне не было и семнадцати, я ничего не понимала. Наивная и глупая, я не умела продумывать свои шаги наперёд и поплатилась за это. Мы… были влюблены. Несмотря на разницу в статусе, я никогда не считала его ниже себя и, когда отец захотел убить Сан Цзаня, разумеется, пришла в ужас. У меня в голове не укладывалось, как наш вождь, мой мудрый отец, мог замыслить такую подлость? – Чжао Юньлань тихо вздохнул. Ван Чжэн, помедлив, спросила: – Могут ли все люди быть равны и свободны?

– Да, – ответил Чжао Юньлань. Палач и девушка одновременно повернулись к нему. На его губах виднелись следы запёкшейся крови, он выглядел измождённым, но глаза сияли поразительно ярко, словно ничто в мире не могло погасить в них огонь. – Перед лицом смерти.

Палач не удержался и возразил:

– Как пессимистично. За что же тогда люди борются всю жизнь?

– За иллюзию. – Чжао Юньлань поднял глаза. – Равенство и справедливость относительны. Всегда найдутся те, кто считает себя обделённым. Запросы людей постоянно растут. Когда еле сводишь концы с концами, кажется, что для равенства достаточно всем быть сытыми и одетыми. Но стоит закрыть базовые потребности, и начинается погоня за достатком, статусом, и так до гробовой доски. Что есть равенство? Каждый решает сам.

Палач помолчал и тихо усмехнулся:

– Вздор.

Чжао Юньлань не стал продолжать спор и вновь обратился к Ван Чжэн:

– Что было дальше?

– У нас так повелось, что все вопросы выносились на общее обсуждение. Сначала высказывались главы семейств, затем проводилось голосование. Исход определяло мнение большинства. Сан Цзань предложил следовать тому же обычаю. Он никогда не читал книг, не покидал заснеженных гор, но понимал суть демократии, за которую так ратуют сейчас. Видимо, люди во все времена хотели одного.

Чжао Юньлань вытянул ногу, положил руки на колено и развалился в расслабленной позе.

– Так тебя и убили, да? – спросил он, и каждое его слово, будто острый нож, ударило точно в цель.

Ван Чжэн растерялась. Она не ожидала, что начальник так быстро обо всём догадается. Её взгляд мгновенно потух.

– Тогда мне… некуда было пойти, и я осталась жить в доме Сан Цзаня нахлебницей. Я была дочерью вождя, мать с детства учила меня, как наряжаться и управлять рабами, поэтому я не умела ни охотиться, ни хозяйничать… Как-то одна девушка захотела выйти замуж за Сан Цзаня, и её отец приехал свататься, но тот отказал. Она в ярости спустилась с гор, а через несколько дней её нашли мёртвой. По слухам, бедняжка поскользнулась, скатилась со склона и ударилась головой о валун. Отец девушки возненавидел меня, подговорил другие семьи и на собрании объявил, что я дочь тирана и ведьма. Мол, они пощадили меня, оставили в живых, а я, неблагодарная, вместо того чтобы раскаяться, бездельничала и наслаждалась жизнью, да ещё и охомутала их героя Сан Цзаня. Он заявил, что я из ревности наложила на его дочь проклятье, и предложил… меня обезглавить. – Плечи Ван Чжэн задрожали. Она искренне считала, что её отец поступил несправедливо и что народ не должен жить в рабстве, что нельзя распоряжаться жизнями людей как вздумается. Как