– Все эти разговоры об органическом сельском хозяйстве, реклама кур на свободном выгуле и счастливых свиней… по-моему, это еще менее этично, чем есть этих самых свиней. – Зара пожала плечами. – Лучше съесть свинью, которая была несчастна, чем благополучную свинью, у которой были семья и друзья. Фермеры говорят, что мясо счастливых свиней вкуснее, а я думаю, они дожидаются, пока свинья влюбится, родит ребенка и достигнет вершины счастья, – вот тогда-то ее убьют выстрелом в голову и разложат по вакуумным упаковкам. Как по-вашему, это этично?

Психолог вздохнула:

– Как я понимаю, вы не хотите говорить о клиентах вашего банка и их кредитах.

Зара сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони.

– Вы не замечали, что веганы всегда говорят о спасении планеты так, будто планета их об этом попросила? Планета проживет без людей миллиарды лет. Убиваем мы только друг друга.

На это Наде, как всегда, ответить было нечего. Она снова посмотрела на часы. Тотчас пожалела, потому что Зара это снова заметила и, как обычно, встала. Зара никогда не доводила дело до того, чтобы ее попросили уйти. Постепенно привыкаешь следить за чужими часами. Когда человек смотрит на часы второй раз, ты встаешь и уходишь. Надя тотчас смутилась и выпалила:

– У нас еще есть время… если хотите… у меня после вас нет пациентов.

– Голубушка моя, у меня есть свои дела.

Тогда Надя собралась с духом и спросила напрямую:

– Вы можете рассказать хоть что-то личное о себе?

– Простите?

Надя встала, склонила голову набок и попыталась поймать Зарин взгляд.

– Все то время, что мы разговаривали, меня не покидало чувство, что вы избегаете рассказывать о чем-то личном. О чем угодно. Какой ваш любимый цвет? Любите ли вы искусство? Были вы когда-либо влюблены?

Брови Зары взлетели к макушке.

– Вы думаете, я буду лучше спать оттого, что влюблюсь?

– Нет, – рассмеялась Надя. – Я просто спросила. Я ведь о вас почти ничего не знаю.

Из всех странных моментов, которые им довелось пережить вдвоем, это был самый странный.

Несколько минут Зара выжидающе постояла возле своего стула. Затем сделала глубокий вдох и рассказала Наде то, чего не рассказывала никому:

– Я люблю музыку. Я слушаю музыку… громкую музыку, как только возвращаюсь домой. Это помогает мне собраться с мыслями.

– Как только приходите домой?

– В офисе я не могу включать музыку громко. А мне нужна максимальная громкость, иначе это не работает.

При этих словах Зара постучала себя по лбу, словно хотела показать, что именно не работает.

– А что за музыку вы слушаете? – осторожно спросила Надя.

– Дэт-метал.

– Ой.

– Это профессиональная реакция?

Надя хихикнула, смущенно и непрофессионально – на факультете психологии хихикать не учат.

– Это так неожиданно. Почему именно дэт-метал?

– Он такой мощный, что мысли в голове затихают.

Пальцы Зары, сжимавшие ручки сумки, побелели. Надя это заметила и, достав из ящика стола листок, написала что-то на нем и протянула Заре.

– Это рецепт на снотворное? – спросила та.

Надя покачала головой:

– Это марка хороших наушников. Тут неподалеку есть магазин электроники. Купите наушники, и сможете слушать музыку где угодно, как только вам станет плохо. Возможно, это поможет вам чаще выходить из дома, общаться с людьми и даже… влюбиться?

Надя тотчас пожалела о сказанном. Зара ничего не ответила. Она убрала листок в сумку, посмотрела на лежавшее на дне письмо и быстро захлопнула ее. Надя спохватилась, что слегка перебрала, и испуганно крикнула ей вслед:

– Вам не надо влюбляться, Зара, я не это имела в виду! Я только хотела сказать, что вам стоит попробовать что-то новое. Вам надо дать себе… дать себе шанс… от кого-то устать!

Подъехал лифт. Когда двери закрылись, Зара подумала о людях, которые берут кредиты. О тех, кому их дают, и о тех, кому не дают. И нажала на кнопку «стоп».

Стоявший внизу Джек наконец сообразил, как наладить связь с грабителем, прежде чем туда отправится Джим с пиццами. Он долго ломал над этим голову, потому что молодые всегда и во всем упрямы, а Джеку было необходимо на сто процентов увериться в том, что на лестнице не бомба, а уже потом посылать туда отца и проверять свою теорию.

– Погоди, пап, я… – начал он, потом взял телефон и сказал переговорщику: – Прежде чем мы доставим пиццу, я хотел бы убедиться, что все в порядке. Я могу зайти в дом напротив – возможно, оттуда просматривается лестничная клетка, где лежит возможная бомба.

Переговорщик был настроен скептически.

– А какая разница?

– Может, и никакой, – признался Джек, – а может, оттуда можно будет увидеть, бомба это или нет. Прежде чем я отправлю туда моего коллегу, я хочу быть уверен, что сделал все, что мог.

Переговорщик прикрыл динамик рукой, перекинулся парой слов с кем-то еще – не иначе со своим чертовым начальством. Затем сказал в трубку:

– Ладно, ладно, проверь.

Он не сказал Джеку, что восхищается полицейским, который называет своего папу коллегой в такой критической ситуации, хотя он на самом деле восхищался.

И Джек отправился в дом напротив. Переговорщик ждал с телефоном в руке. Когда Джек поднялся на один этаж, в трубке спросили:

– Чем ты там занимаешься?

– Поднимаюсь по лестнице, – сказал Джек.

– Там нет лифта?

– Я не люблю лифты.

Из трубки раздался такой звук, будто переговорщик постучал ею по лбу.

– То есть ты готов пойти в дом, где заложена бомба и находится вооруженный грабитель, но боишься лифтов?

– Я не боюсь лифтов! – рявкнул Джек. – Я боюсь змей и рака, а лифты я просто не люблю!

Было слышно, что переговорщик ухмыльнулся.

– Вызови подкрепление.

– Весь доступный персонал находится здесь. Они оцепили район и эвакуируют близлежащие дома. Я вызвал еще двоих, но они ждут своих жен.

– В смысле?

– Они уже выпили и не могут садиться за руль.

– Выпили? Уже? За день до Нового года? – удивился переговорщик.

– Не знаю, как у вас в Стокгольме, а мы к праздникам подходим серьезно, – ответил Джек.

Переговорщик рассмеялся:

– Ты же знаешь, для стокгольмцев нет ничего святого.

Джек ухмыльнулся. Вопрос, давно вертевшийся у него в голове, он решился задать только через пару ступенек.