– Не две, а четыре – включая вашего сына, – прошипела я. – Получается, что её вы тоже поставили на кон.

– Признаю, его жизнь я бы не поставил даже против миллиона. Это случайность.

– Нет, не случайность. Это нечто большее. Это то, над чем вам стоит задуматься.

Брови мужчины взлетели на лоб. Да, «яйцо курицу не учит» и всё-такое, – вернее, в нашем случае – петуха – но смолчать я просто не смогла!

– Ангел, подожди меня в машине, – шепнул мне на ухо Кирилл, отстраняя от себя и подталкивая к выходу. Я не сопротивлялась: не проронив ни звука, вышла из палаты, спустилась на первый этаж и, забрав из гардероба свою шубку, выскочила на морозную улицу.

Вдоволь надышавшись свежим воздухом, успокоилась и присела в ожидающее такси. Через несколько минут ко мне присоединился серьёзный Кирилл. При взгляде на меня, хмурая морщинка между его бровей моментально разгладилась. Уголки губ дёрнулись и, резко подавшись вперёд, Буран с жадностью впился в мои губы.

– Едем? – недовольно заворчал водитель через некоторое время.

Ни на миг не прекращая ласку, Кирилл махнул ему рукой, и машина вздрогнула, трогаясь с места.

Мы целовались до безумия, до бесконечности. В машине, возле ворот, а затем около скамейки у входной двери. Не замечая времени. Теряясь в пространстве. Всё тело трепетало, голова кружилась, биение собственного сердца отзывалось мягким звоном в ушах.

С неохотой оторвавшись друг от друга, мы прошли в холл, наполненный любимым мужским ароматом. Сняв пальто, Буран осмотрел меня с головы до ног. Медленно. Откровенно. Чуть дольше задерживаясь на шубе. В его глазах вспыхнуло вожделение, нетерпение… Какая-то дикая потребность и… жажда. Внизу живота сладко заныло.

– Как же я соскучился, – мягко стягивая с моих плеч голубую норку и отбрасывая её на тумбу. Наклонился, опаляя дыханием шею. Горячие губы приникли к коже. Обжигая. Запуская стайку мурашек по спине.

Я задрожала в родных руках, прижимаясь. А ещё… разозлилась. Врач настоятельно рекомендовал на время отказаться от близости. И это жестокое ограничение распаляло ещё сильнее.

– Бурааан…

Рычание, и мужские зубы ощутимо прихватили мочку уха.

– Прости, но… – прошептала.

Мужчина с шумом выпустил воздух из груди и застыл. Секунда, и он пристально всмотрелся в мои глаза.

– Врач сказал, что мне пока нельзя, – виновато произнесла я, утыкаясь взглядом в чёрную водолазку. Из горла мужчины вырвался то ли рык, то ли стон. – Да и тебе не стоит перенапрягаться.

Он задумался, глаза сверкнули. И я засмеялась, угадывая ход его мыслей.

– Ты привезла свои вещи, как мы договаривались? – уточнил он, оглядываясь вокруг.

– Кирилл я… Нет. Я хотела ещё раз с тобой поговорить об этом после выписки. Потому что это серьёзное решение, под влиянием стресса его принимать не стоит.

Он обхватил моё лицо ладонями:

– Ты передумала, Ангел?

– Я – нет, – еле слышно выдохнула.

– И я не передумаю. Останься здесь. Со мной. Навсегда.

– А…

– А Огонёк уже мой.

Улыбнулась, чувствуя, как по душе разливается тепло. Не плакать… не плакать…

– Сегодня же всё перевезём, – прижался к губам в коротком поцелуе.

– Кирилл! – подпрыгнула я на месте. – Кажется, мы забыли твои вещи в такси!

3 мая 2019 года

Из-за дверцы огромного кроссовера цвета спелой черешни показался чёрный мужской ботинок. Едва его носок ступил на аккуратно выложенную плитку стоянки, примыкающей к не менее аккуратно сложенному домику из красного кирпича, как из салона тотчас выбрался донельзя довольный Кирилл. В несколько быстрых движений обойдя машину, он открыл вместительный багажник. Густая тёмная борода зашевелилась, и его губы растянулись в улыбке. Мужчина предвкушал, как у его беременной жены загорятся глаза от восторга при виде такого количества обожаемых ею лакомств.

Вытащив две объёмные кондитерские коробки, до отказа заполненные наисвежайшими черничными пирожными, приготовленными на заказ специально ко дню рождения его Ангела в кофейне «Бонжур», он направился к крыльцу. Оказавшись возле входной металлической двери, Буран нажал на звонок локтём и принялся ждать. К его удивлению, ни через минуту, ни через три, Маша так и не открыла.

Составив свою умопомрачительно пахнущую ношу на скамейку, мужчина достал из кармана джинсов увесистую связку ключей и ловко справился с замком. Тяжёлая дверь отворилась, пропуская его внутрь.

– Ангел, включай скорее чайник! – громыхнул Кирилл, шагнув в холл, но ответа не последовало. – Ангел! – ещё раз позвал он, входя в кухню и, поставив коробки на стол, внимательно прислушался к тишине дома. Однако, как и прежде, стены неприветливо молчали.

Растерянно хмыкнув, Буран вышел в холл, заглянул в каждую из пустующих комнат, а затем присмотрелся к двери, ведущей на задний двор: поворотная ручка стояла в режиме «не заперто».

На улице он поёжился от прохладного весеннего ветра и поспешил по узкой мощёной дорожке в сторону сада. Ещё издали Кирилл заметил, что обычно закрытая калитка в конце участка распахнута настежь. Сообразив, что Маша пошла к реке, мужчина заметно прибавил шагу.

За забором дорожка резко закончилась, и он продолжил свой путь по широкой просёлочной дороге.

Чем ближе Буран подходил к голым кустам ракиты, растущим вдоль реки, тем более зыбкой становилась земля. Ботинки вязли в размякшей после половодья земле по самые шнурки, сковывая движения. Кирилл всё медленнее переставлял ноги.

Внезапно мужское лицо побледнело, большое горячее сердце в груди заколотилось с новой силой. Впереди, в десяти метрах от него виднелись перевёрнутые резиновые сапожки Ангела.

Упала! Разбилась!

– Ангел! – испуганно закричал он и рванул вперёд, попутно выхватывая цепким взглядом медную лохматую макушку, но почти сразу поскользнулся, шлёпнулся на землю и заскользил прямо к девушке.

А ничего не подозревающая Маша тем временем продолжала сидеть на куртке и вздрагивать, ничего не слыша и ничего не видя вокруг себя.

– Ангел, что случилось?! – выдохнул Буран, затормозив в метре от всхлипывающей жены. Она вздрогнула, резко обернулась к мужу и… разразилась громким хохотом. От испуга стая ворон разлетелись с деревьев в разные стороны.

– Кирилл… – попыталась она выдавить сквозь смех, как вдруг откуда-то снизу послышался громкий возмущённый писк. Они дружно повернули головы на источник, чего уж скрывать, весьма противного звука. Парочка очень и очень неприветливых, перепачканных землёй особей африканского узкорота, взирали на всё окружающее с ненавистью и презрением. Раздутые, как шарики диаметром не более пяти сантиметров они копошились ровно под сапожками Маши, разместившимися на двух ветках. Вода каплями стекала с голенищ и падала на их вечно искажённые недовольными гримасами морды.