Так, похоже, ответы на простые вопросы могут носить взрывоопасный характер. Со «свободными женщинами» не соскучишься, хорошо хоть жена Окуневского ничего из их разговора не слышала. Хотя, может, у них так принято — спать с мужьями подруг? Нет, лучше дамочек расспрашивать поодиночке.

— Я пойду посмотрю, что там с фотографиями. — Юлька поднялась с кресла и пошла искать Люцину. Вера промолчала, будто ее это не касалось.

Люцина в соседней комнате рылась в тумбочке.

— Вот, нашла! — она протянула альбом, обтянутый синим велюром. — Мать его когда-то отдала.

— Спасибо, я посмотрю, а вы, пожалуйста, расскажите, каким был доктор Окуневский дома, чем интересовался?

— Чем? — Люцина задумалась.

Юлька тем временем перелистывала страницы фотоальбома. Вот маленький мальчик стоит в парке и крепко держит большую игрушку, а вот уже школьник. Фотографий в белом халате было немного, Николай Петрович на конференции, на субботнике. Юля долистала альбом до конца, а Люцина так ничего не сформулировала.

— Вот, бегала за ним, мимоза его, — Люцина ткнула в фотографию, где на общем плане виднелась женская голова.

— А это кто? — быстро среагировала Юля.

— Роза Ерашова, тоже врач.

— Роза Викторовна? Она любила вашего мужа?

— Любила? Не знаю, думаю, что динамила. А он ее любил. Он думал, что я не догадываюсь, но мне на ушко свои люди нашептали. В запасе она его держала.

— Умные женщины не делают из этого скандалов.

— Да он спал, с кем хотел, вон с моей подругой Веркой тоже. Меня это не волновало. У меня своя жизнь, у него своя. Главное, он меня деньгами обеспечивал. Теперь нужно быстро найти ему замену. Только этого вы не пишите.

Да, почти как по Мюнхгаузену: «Объясните суду: почему двадцать лет все было хорошо, и вдруг такая трагедия?» — «Извините, господин судья, двадцать лет длилась трагедия, и только теперь все должно быть хорошо».

Когда Юлька выходила из квартиры Окуневских, она ощущала себя выжатой губкой, в которой не осталось ни капли воды. Со «свободными женщинами» не расслабишься.

Зазвонил телефон, Юля ответила:

— Да, Вадик! Если хочешь меня подхватить, я на площади, мне еще в одно место надо.

— Ладно, Сорнева, уговорила, а тебе случайно не в больницу? А то твой подопечный Игнат меня достал вопросами, когда ты к нему придешь. И вообще, подруга, почему он тебя называет «любимой»? Я начинаю ревновать!

Домна долго сидела в кресле, стараясь не смотреть в сторону камина, где лежал труп мужчины, отца ее единственного сына. Никаких чувств, а тем более любви между ними никогда не было, их свели обстоятельства, и она благодарна судьбе за то, что у нее есть Антон.

Домна знала, что калек не любят, их могут жалеть или терпеть. Мухаб ее терпел, раздражался, но терпел. Впрочем, когда он был молодым, она сдала ему кров за смешные по тем временам деньги, это потом Исмаилов научился зарабатывать. Весь его бизнес был «на грани фола», но игральные автоматы приносили хорошие заработки.

Бизнес в России всегда был занятием опасным, и Домна об этом знала и догадывалась, что занятия Мухаба — это даже не бизнес с душком, это преступления. Женщина часто слышала, о чем он говорил с дружками.

— Главное, — она успокаивала себя, — это не наркотики. Наркотики страшнее всего.

Домна ощущала и принимала присутствие в своей квартире других женщин: чужой запах духов, смех, разговоры, Мухаб ее не стеснялся. У нее не болело по этому поводу сердце, в ревности не было смысла, в обидах тоже. У Исмаилова была своя территория жизни, где он распоряжался по своему усмотрению, у нее своя комната, книги, газеты, телевизор, общим был только сын, который в равной степени любил отца и мать. Но все это уже было в прошлом и не имело никакого значения, смысл имел только сегодняшний день. Мухаб мертв, и она свободна.

— Ну, хватит тянуть время. Пора, — громко сказала себе Домна. — Пора звонить в полицию.

Но только она потянулась к телефонной трубке, как услышала в коридоре топот, в комнату ворвались вооруженные люди в масках. Мужчина в возрасте, похоже, что старший группы, подошел к лежащему у камина в некрасивой позе телу Исмаилова, а потом обратился к ней:

— Где Антон Исмаилов? Это чей труп? Мухаб Исмаилов? Что у вас тут произошло? — строго начал он, но, с сочувствием посмотрев на ее инвалидную коляску, уже мягче спросил: — Что случилось? Рассказать можете?

— Конечно, могу. Я только что собиралась вам звонить.

— Звонить?

— Да, звонить, чтобы сознаться в убийстве. Здесь произошло убийство. Я убила человека. Убитый действительно Мухаб Исмаилов. Про Антона Исмаилова я ничего не знаю, он со вчерашнего дня дома не появлялся.

Домна говорила медленно, с остановками, с подробностями и думала только о том, что сын успел уехать. Времени прошло достаточно.

Она наблюдала, как по ее комнате ходили посторонние люди, что-то трогали, измеряли, записывали. Домне от переживаний и усталости захотелось спать, и она еле справлялась с собой, чтобы не заснуть в кресле. Женщина не слышала, как в соседней комнате разговаривали двое, старший группы и его молодой коллега.

— Странно все это. Ты веришь, что женщина-инвалид могла его убить? Да она с коляски-то не встает.

— А ты видел, какие у нее сильные руки? Этими руками она вполне могла толкнуть мужа, задушить, задавить. Инвалиды только с виду слабые. Достал, значит, муж.

— Не муж он ей, сожитель.

— Да какая теперь разница! И мужей убивают, и сожителей.

— Экспертизу надо делать.

— Ну, это все как положено будем делать. А в изолятор ее с коляской инвалидной забирать?

— Конечно, с коляской. Она без коляски двигаться не сможет.

— Хорошо, сейчас ребят попрошу, чтобы спустили ее в машину. Мы работу свою тут закончили.

Домне было спокойно, ведь сила материнской любви — это служение, это самоотдача, не требующая ничего взамен. Она не смогла противостоять отцу Антона и уберечь его, значит, она защитит ребенка по-другому.

Антон Исмаилов в это время ехал в плацкартном вагоне в Москву, как сказала мать, в большом городе легче укрыться от посторонних глаз. Он нервничал, потому что впервые так далеко уезжал от дома и, лежа на верхней полке, закрыв глаза, прокручивал, как диафильм, всю свою жизнь.

Ему часто казалось, что он рос в счастливой и полной семье, рядом были отец и мать. У половины его одноклассников не было отцов, но никто не переживал по этому поводу. Антон бывал и в половине, где живет мама, и на территории отца, и у каждого были свои ориентиры в жизни.

— Тебе надо учиться, без образования нынче нельзя. Тебе надо много читать. У тебя должна быть профессия. Ты обязательно встретишь свою любовь. Криминал — это опасно, — тезисы мамы были просты и понятны.