Ее фармацевтическое образование сыграло не последнюю роль в этом решении: Ирина Тимофеевна умела составлять микстуры, способные вылечить от многих болезней. А там и книги почитала по траволечению… Так что колдуньей она стала заправской. И судьбу свою приняла с покорностью: в смерти сыночка она больше себя винила, свою неразборчивость к Добру и Злу.

А в убийстве мужа не винила себя, нет: он получил по справедливости, по заслугам. Еще легко отделался, скотина, изверг, убийца ее сына!!!

…Юля, Юлечка, сама еще деточка, и сынок у нее… Плачет без матери, маленький…

Не выдаст она Юлю – так решила Ирина Тимофеевна, достигнув верха лестницы. Хватит, настрадалась девушка, всю в крови привезли вчера на рассвете, в побоях и ссадинах…

– Что там? – кинулся к ней один из охранников, один из проклятых мужчин.

– Все нормально, – ответила она, – только воды снесу менту. Чтобы подозрений у него не вызвать. А тогда уж вы пленниками займетесь… Куда их повезете?

– Не твое дело!

– Верно, не мое, – согласилась Ирина Тимофеевна, наполняя кружку. – Я быстро обернусь, так что готовьтесь, – добавила она и направилась вниз по лестнице.

Подойдя к менту, протягивая ему кружку с водой, Ирина Тимофеевна уже точно знала, что на нее нападут. И раньше, чем это случилось, она произнесла едва слышно: «Не убивайте только… Я кричать не буду, сопротивляться тоже».

Она видела, как мент удивился, как вскинул глаза на Юлю, находившуюся за ее спиной. Разумеется, девушка не спала, прикидывалась!

– Точно? – раздался позади шепот Юли.

– Клянусь. – Колдунья не обернулась. – В жизни моей смысла никакого нету, но все же умирать не хочется… Инстинкт самосохранения, наверное, – она даже улыбнулась. – Хотя чего тут сохранять, непонятно. Жизнь у меня поганая.

– Арина… Ты зачем так говоришь? – произнес вдруг мент. – Судьбу всегда можно изменить! Если ты нам поможешь, мы тебя вызволим… И ты начнешь другую, новую жизнь!

Ирина Тимофеевна подивилась этим словам. Какую новую жизнь? О чем он, парень этот? Глупый, молодой, дурачина. Ничего, ничегошеньки он не понимает…

Но, неожиданно для себя, она умилилась словам мента. Если бы ее сыночек вырос, дожил бы до взрослости, он бы тоже стал таким… Добрым, не ведающим Зла…

Может, и лучше, что не дожил. Добрые, они всегда жертвы… Как эти двое!

– Ты, парень, языком не чеши понапрасну. Действуй! Только не убивай…

– Да мы не собирались, – тихо ответил ей Серега. – Только нейтрализовать тебя хотели.

– Так и давай, нейтрализовывай. Связывайте, что ли…

К удивлению Ирины Тимофеевны, пленники оказались не прикованы – ни мент наручниками, ни Юля ножной цепью. Она мысленно одобрила их изворотливость.

Мент с Юлей приблизились к ней вплотную.

– Арина… – прошептала Юля, – мы вам рот завяжем, извините…

Она свернула свою – вернее мужнину – куртку жгутом и завязала ее вокруг головы Ирины Тимофеевны на уровне рта.

Но не слишком крепко.

– Девочка, ты потуже затяни… – шепнула Колдунья, отведя ото рта жгут пальцами. – И ударьте меня, что ли… Чтобы я вроде как без сознания была…

Юля с Серегой переглянулись. Дело приняло настолько неожиданный оборот, что они не на шутку растерялись.

– Эй, время не ждет! – приструнила их Колдунья.

Юля принялась затягивать узел потуже.

– Погоди! – вдруг шепнул Громов. – Арина, сколько людей наверху?

– Двое. Сначала вроде трое было, я так поняла по разговорам, но один куда-то запропастился…

– Вооружены?

– А как же… Вы еще долго чухаться будете? Они вот-вот спустятся!

– Аринушка… раз уж так, то давай отойди сюда, – и Серега указал на место, которое не просматривалось через полураскрытую дверь. – Не увидев тебя, они забеспокоятся и будут вынуждены войти в эту комнату…

Колдунья послушно переместилась в указанном направлении, тяжело опустилась на пол. Громов присел перед ней на корточки.

– Надеюсь, ты не думаешь, что забеспокоятся они обо мне? – поинтересовалась она.

– Сказать по правде, не думаю.

– Вот и молодец. Теперь ты, девочка, затяни мне рот потуже, а ты, парень, двинь меня.

И вдруг она жестом остановила Юлю. Снова отвела ткань ото рта.

– Вот еще что… Разговоры тут прослушиваются. Ты догадался, парень, – посмотрела она на Серегу, – и правильно решил, что нужно потише: оборудование тут старое, шепот не ловит. Но все же несколько слов неосторожных вы сказали громко. Охранники хозяевам своим доложили, я слышала: что сынок твой, девочка, он и Гарика сын, ты сама так сказала. И еще насчет детектива, не помню, как его фамилия. Но они заинтересовались. Тоже доложили… Ну, давайте теперь. И простите меня, люди…

Юля помедлила. Она не понимала, почему бандиты заинтересовались фактом, что Михаська сын Гарика. Она и сама пыталась его убедить в этом поначалу… Давно это было, но все же не новость. Так почему им показалось это важным? Опасно ли это для них с сыном? И детектив, какой интерес он представляет для бандитов?

Она посмотрела на Сергея. Но тот шепнул:

– Затягивай узел!

В отличие от Юли Громов прекрасно понимал, чем чревата подобная информация. Но обсуждать ее времени не было. Да и ни к чему Юлю волновать.

Она затянула жгут покрепче, а Серега ударил Колдунью в скулу. Может, и недостаточно сильно, чтобы она потеряла сознание, но ничего, она подыграет. А синяк у нее останется, уж это Серега мог гарантировать.

Ирина Тимофеевна моргнула им в знак того, что все в порядке, после чего закрыла глаза, свесив голову на грудь.

* * *

Костик сидел в кустах, наблюдая за домом Колдуньи, – хмурый сидел и недовольный.

Впрочем, Костик вечно был хмурым и недовольным, на что его коллеги реагировали по-разному: одни пытались, несмотря на всю безнадежность затеи, поднять ему настроение; другие над ним подшучивали, называя занудой, третьи же просто сторонились его как источника постоянно негативных эмоций.

Однако эта черта характера никоим образом не влияла на его профессиональные качества, весьма высокие. В силу чего его в отделе ценили.

Итак, сидел Костик в кустах и нудил себе под нос: и есть хочется (а рюкзак уволок Димыч, и они не сообразили разделить провиант); и спать хочется (уже больше суток на ногах!); и курить хочется (а пачка промокла, он не догадался ее перепрятать из наружного кармана…); и ноги затекли; и вообще, надо было Гошку тут оставить…

И предавался он этому сладостному занятию до тех пор, пока не заметил странное шевеление веток с противоположной стороны, у дорожки, по которой они сами не так давно вышли на опушку.