Кис не только понимал, он это от души приветствовал! Да, расклад с потенциальными адвокатами мешал им сейчас перевернуть весь дом колдуньи вдоль и поперек, да, мешал! Но они, адвокаты, это вражье племя следственной и судебной системы, вынуждали их соблюдать закон. Что для России, с точки зрения Алексея Кисанова, служило хоть какой-то микстурой от застарелой ее болезни: беззакония.

Делиться своими взглядами с Димычем он, разумеется, не стал.

– Дим, я вот что предлагаю: деревня тут недалеко, давайте пойдем, порасспросим жителей о колдунье. Если повезет, они дадут нам основание для обыска ее дома! Дом новый, и, что бы она там ни трепала о пожаре, появилась она здесь относительно недавно… Вдруг кто-то знает, откуда? Да как ее по паспорту зовут? Тогда сможем навести о ней справки, найти зацепку.

Димыч кивнул, соглашаясь.

– Только я бы оставил тут кого-нибудь для наблюдения, – добавил Кис.

– Костик, – произнес Димыч, – дежурить будешь ты.

Ясное дело, не Гошку же тут оставлять! – одобрил мысленно Алексей. Отчебучит чего-нибудь, а потом его спасай… Им и без него есть кого спасать!

– Вот тут в кустах схоронись, – продолжил Димка. – Что бы ни происходило – ни жеста, понял? Только доложи мне, и все.

– Ну, – ответил Костик.

– Не «ну», а «слушаюсь, товарищ майор!».

– Слушаюсь, слушаюсь… Ты чего, Дим, когда это я тебя не слушался?

– Заметано. Вот тут и стой, местечко хорошее, не слишком далеко, не слишком близко, и тебя с дорожки не видно. А мы двинулись в деревню. Пошли, хлопцы!

* * *

Колдунья почему-то долго не приходила. Юля задремала, и Громов ее разбудил, потрепав за волосы.

– Не спи. Нам надо быть начеку!

– Да-да… – сонно откликнулась Юля, – я не спала…

– Еще как спала, – усмехнулся Серега, – даже храпела!

– Я?! – возмутилась Юля. – Ладно врать-то!

– Я пошутил. Ты точно проснулась?

– Ага. Пребываю в боевой готовности! – И он снова услышал ее загадочную улыбку.

Ну чисто «Мона Лиза», едрить твою…

– Если снова заснешь, я тебя ущипну, – пригрозил Громов.

– А я тебя за это придушу, – бодро ответила Юля.

– Хе! У меня теперь руки свободны… детка. Так что не рекомендую!

– Если мы с тобой подеремся, полковник, то я тебе не завидую, – засмеялась Юля.

И его снова пробрал до дрожи ее хрипловатый смех.

Едва они успели замолкнуть, как дверь скрипнула, отворяясь. Как повелось, Колдунья вошла со свечой. Огляделась вокруг с какой-то тревогой, будто на нее кто-то мог выпрыгнуть из темных углов.

Юля с Серегой изображали глубокий сон, как было условлено, но Серега подсматривал за ней из-под ресниц. Юля, скорей всего, тоже…

– Просыпайтесь, – произнесла Колдунья, – просыпайтесь, ау!

Что-то в ее поведении Сереге показалось странным, непривычным. Он широко раскрыл глаза, типа проснулся. А, вот оно что: на этот раз в руках Колдуньи не было ни «супчика», ни «компотика»!

– Доброе утро, Аринушка, – произнес он, покосившись на Юлю. Та по-прежнему делала вид, что спала. Вот и хорошо, решил Серега, ей сподручней нападать будет, «эффект неожиданности». – А что ж ты мне водички не принесла?

– Собираться надо. Нам путь выпал дальний.

Опа-на! Это уже серьезно. Какой-то новый поворот в ситуации! Неплохо было бы понять, какой именно… Что встревожило Колдунью? Точнее, не ее, а охрану… Почему пленников в другое место перевести решили?

«Почему-почему», – передразнил сам себя Громов. Ответ только один: учуяли бандиты каким-то образом, что дом этот взят на прицел…

Кем? Гарик вернулся? Но у него кишка тонка, против нескольких человек. Они его тут поджидают, скрутят в момент!

Значит, ребятки-оперы (а с ними и Кис наверняка) на дом Колдуньи вышли!

Мысль сия не могла не порадовать полковника Громова.

Однако уходить им с Юлей отсюда никакого интересу нет, коль скоро ребята эту избушку уже окучивают тем или иным образом.

– Давай, – с легкой насмешкой ответил Серега. – Я тут залежался. Отстегивай меня!

Колдунья вдруг озадачилась. Оно понятно: отстегнуть наручник и тем самым дать свободу такому крупному мужчине, как он, было рискованно. Что ей теперь делать, бедняжке? Охрану позвать, тем самым выдав себя, «одинокую женщину», раньше времени?

С другой стороны, если они и впрямь затеяли переводить пленников в другое место, то без охраны никак не обойтись. Так что десятком минут раньше, десятком позже, а охрана свое личико им явит!

Посему Колдунья могла прямо сейчас ее позвать, что изрядно нарушало план, придуманный Громовым. Он совершил большую оплошность: в его словах прозвучала, под тонким гримом насмешки, угроза!

– Только водички сначала принеси мне, Аринка! – спохватился он. – Жажда меня мучит!

Колдунья бросила на него испытующий взгляд, – Серега смотрел на нее невинно и безмятежно, – затем перевела глаза на Юлю, которая по-прежнему крепко «спала».

Вроде бы ничего ее не насторожило.

– Хорошо, – кивнула она и вышла.

Серега от души понадеялся, что она не вернется сюда вместе с охраной…

Ирина Тимофеевна поднялась наверх в размышлениях. Что-то затевают пленники, чуяло ее сердце. За годы «работы» колдуньей интуиция ее обострилась, – может, от отшельничества, а может, от тех бед человеческих, с которыми приходили к ней люди.

К милиционеру она сочувствия не испытывала: он мужчина, а именно от них, мужчин, все беды на земле! Но девушка, Юля… Она ни в чем не виновата. Даже если что-то сделала не так, то только потому, что мужчины ее к этому принудили! К тому же у нее сынок есть, которого она в бреду не раз упоминала…

Сынок.

У Ирины Тимофеевны тоже сынок был. А еще был брат-бандит и муж-бандит. Тогда, по юной неразумности, она Добро от Зла не отличала, – да и кто бы ее этому научил? Вечно пьяные родители?

Сыночка они, брат и муж ее, стрельбе обучали в лесу. С ним еще несколько ребятишек было. Обучали-обучали, а потом…

Муж ее сыночка застрелил. По пьяни, нечаянно…

НЕЧАЯННО?! А кто его, скота, напиваться просил?!

Ирина мужа застрелила. Из того же пистолета, что он сыночка их убил.

Ей бы смерть неминуемая вышла – бандиты ничего не хотели слушать, никаких доводов, – а что муж ее пьяный был, ему отчего-то прощалось…

Заступился за нее брат. Он в банде вес имел. И тогда они нашли ей применение, ссылку: назначили ей Колдуньей быть, в доме на опушке ее поселили, а дом этот превратили в тюрьму… Или в убежище, уж как дело повернется.