мое имя в грязи, и что я положу все свои собственные нужды и чувства на алтарь вашей славы. Вы думаете, что все вокруг готовы лизать вам пятки только потому, что вы знаменитость. Что ж, позвольте вас разуверить: Вероника Маккриди сделана из другого теста. Я не умею пресмыкаться. Я отказываюсь быть вашей марионеткой. Я сыта по горло этим балаганом и не хочу больше иметь с вами ничего общего.

Сэр Роберт неподвижен, если не считать прядей его белоснежных волос, которые слегка треплет ветер. Выражение его лица непроницаемо.

– Не хотите ли вы сказать, что увольняетесь, Вероника?

– Как вам только удалось догадаться! Пять с плюсом за сообразительность! Да, я действительно увольняюсь, – сообщаю я ему, сообщаю им всем. И делаю это громко.

Лиам в возмущении делает шаг мне навстречу.

– Вы не можете так поступить.

Я снимаю с себя миниатюрный петличный микрофон, швыряю его на землю и гордо удаляюсь, бросая через плечо:

– Отнюдь: не только могу, но и поступаю.

35

* * *

БУДНИ БЕРЕМЕННОГО ОРНИТОЛОГА

Как бы это ни было глупо и опасно, но у нас на острове Медальон осталось всего два человека. Одна самка, которая ждет ребенка от своего бывшего, и один самец, который признается самке в любви. А малышка Ева (или, как вариант, малыш Арчи) потихоньку растет, ее ткани и органы формируются клетка за клеткой, повинуясь гениальному высшему замыслу, с каждым днем все больше приближая ее к человеческому облику.

Майк по-прежнему ни о чем не догадывается, а Терри спрашивает себя: чем же все это закончится? Привычно негодуя из-за черепашьей скорости интернета на острове, она читает про разнообразные способы родов. Она задумывается, насколько ей могут подойти роды в воде, что, по идее, способствует выделению окситоцина в организме. Чем большее окситоцина получит ребенок от матери, тем больше сможет выделить эндорфинов, благодаря чему Ева испытает больше удовольствия и меньше боли при прохождении родовых путей.

А еще Терри очень интересно, как на все это отреагирует ее шейка матки.

Этого я, конечно, не публикую. Я удаляю текст вместе с заголовком и начинаю заново.

БУДНИ БЕРЕМЕННОГО ПИНГВИНОВ

Птенцы Адели растут на глазах. На смену цыплячьему пушку приходит гладкое черно-белое оперение, и родители уже оставляют своих деток в яслях на долгие промежутки времени. Скоро дни начнут темнеть, и пингвинам станет труднее ловить рыбу. Когда замерзнут отдельные участки моря, взрослые птицы вместе со своими детенышами начнут миграцию на север, в погоне за солнцем и в поиске новых рыбных мест.

С отлетом основной массы пингвинов изменится и наш рабочий распорядок. Полевые исследования в отсутствии собственно пингвинов сосредоточатся на изучении их ареала, криля, который составляет их рацион, а также тюленей и прочей фауны острова. Работа в большей степени сузится до лаборатории и офиса, оставляя время для проведения необходимых ремонтных работ и поддержания инфраструктуры.

В этом всегда был особенно хорош Патрик.

Нам пока неизвестно, с какой скоростью миграционные процессы пингвинов адаптируются под изменения окружающей среды (в первую очередь – под таяния морского льда). Сегодня мы используем сенсорные датчики с геолокацией для отслеживания некоторых птиц, и одним таким датчиком мы оснастили Пипа. Остается надеяться, что с ним все будет хорошо. Основная доля смертей среди взрослых пингвинов приходится как раз на время зимней миграции, и около четверти птиц не вернутся…

Я резко прекращаю печатать. Сглатывая подступившую тошноту, я бросаюсь к раковине. Сначала мне кажется, что меня вот-вот вырвет, но вместо этого я просто стою над раковиной и давлюсь воздухом. Майк работает с образцами в лаборатории. Поражаюсь, как он до сих пор не догадался, что я беременна.

Мы оба делаем вид, что никакого признания не было. В тот момент оно меня так шокировало, что я остолбенела и даже не сразу прервала поцелуй.

– Что ж, зато ты перестала плакать, – заметил он.

– Майк… Я не знаю, что сказать. Я могу ответить тебе взаимностью, – пробормотала я.

– Чш-ш-ш… – он приложил палец к моим губам. – Знаю, я застал тебя врасплох. Прости, что я так разозлился.

– Ты имел на это полное право, – возразила я. Обсуждать его вспышку гнева было проще, чем тот поцелуй.

С минуту он переминался с ноги на ногу. Я никогда не видела его таким неуверенным. Мы заговорили одновременно:

– Майк, я…

– Я не хотел…

Мы оба замолчали. Я сняла очки и нервными движениями стала протирать стекла.

Он отступил в сторону.

– Ладно, я убедился, что с тобой все в порядке, и теперь мне пора возвращаться к работе. Увидимся позже, – добавил он, уже уходя, вскинув одну руку в знак прощания, и вскоре его силуэт растворился на фоне яркого снега.

Я провела остаток дня на автопилоте, пытаясь как-то уложить у себя в голове это откровение. Воображение подкидывало мне совершенно фантастические картины жизни с Майком в качестве бойфренда. Или, может быть, не такие уж и фантастические? Я уже знаю, что могу жить с ним… и если проект по охране пингвинов все-таки закроют… мы с Майком могли бы вместе снимать квартиру в Англии. Адаптируясь к новой жизни без пингвинов, мы бы утешали друг друга разговорами о пингвиньем гуано за ужином. Случались и более странные вещи.

Однако эта идея не прижилась по трем очень веским причинам: я его не люблю, я жду ребенка от Патрика, и к тому же я никогда не смогла бы так поступить с Шарлоттой в Челтнеме.

В тот день за ужином я в первый и последний раз попыталась обсудить это с ним.

– Нам нужно поговорить, Майк, – сказала я, нарушая неловкое молчание.

– Не о чем говорить, – процедил он в ответ.

– Ты серьезно?

Вместо ответа он разражается монологом:

– Меня бес попутал, ясно? Я сказал то, чего не имел в виду. Я загнался из-за дурацкого положения, в котором оказался проект, а тут еще и ты пропала с радаров, и у меня как камень с души упал, когда я нашел тебя, а ты выглядела так… так… У меня мозг на мгновение закоротило. Наверное, соскучился по Шарлотте, вот и сорвался. Можем мы просто закрыть эту тему, пожалуйста?

Я почувствовала, как мои щеки наливаются румянцем.

– Хорошо. Я просто хотела все прояснить.

– Ну вот и прояснила. Десерт будешь?

Я протянула ему тарелку, и он шмякнул на нее кусок бисквита и навалил сверху горкой консервированные персики.

– Спасибо, – сказала я с облегчением. Мне