Я почти поверил, что Клем не вернется. Когда ранним утром пятого дня он вернулся, заночевав в одной из пещер с теплой соленой водой в миле отсюда по реке, я так удивился, что выронил чашку. Он рассмеялся и обнял меня. Подкладка его капюшона покрылась инеем и захрустела, когда я сжал его в объятиях.

– Эм! Я был уверен, что он уже убил тебя.

– А я был уверен, что тебя съел медведь. Как все прошло? Ты в порядке?

– Да, но от меня пахнет. Извини.

Я усадил Клема за стол и принес миску с горячей водой из печи, пока он расстегивал свой сюртук. Затем я начал долгий процесс опускания на колени, чтобы собрать осколки чашки. Я выбрал самый большой и сложил в него остальные.

– Тебе удалось встретиться с Мартелем?

– Да. Он не ожидал увидеть меня. По-моему, он был уверен, что Рафаэль прикончил нас. В общем, я решил сразу вернуться к тебе, но он направляется сюда. Путь займет пару дней. С ним люди.

– Слава богу.

– Я смотрю, снег так и не растаял, – заметил Клем, кивнув в сторону леса.

– Не было ни одного теплого дня. – Я замер, потому что мне нужно было оттолкнуться от пола обеими руками, которые были заняты стеклом. Я с трудом дотянулся до стола, чтобы положить туда осколки. Пол был идеально чистым.

– Где он?

– Снаружи. Я не знаю. Я его расстроил. Не видел его уже несколько дней.

Клем фыркнул.

– Только ты. Только ты можешь расстроить того, кого должен был очаровать, чтобы не угодить под пулю. Отличная работа.

– Да, – ответил я, ощущая свою беспомощность. Мне наконец удалось сесть на стул рядом с Клемом. – Но по крайней мере он не пристрелил меня.

– Верно, но судья еще не вынес приговор, да?

– Возможно.

Я помрачнел. Клем был прав. Ситуация была крайне глупой. Но моей вины тут нет. Я не мог знать, что Рафаэль так расстроился из-за письма для своего родственника, с которым скорее всего даже не встречался. Но я должен был догадаться об этом. В этих краях очень ценят семью, ведь больше у людей ничего нет.

– Ах, как же здесь тепло, – радостно воскликнул Клем. – Боже, как мне нравится это место. Жаль, Минна не с нами.

Я отвел взгляд. Он тоже винил меня в этом. Клем злился, что ему пришлось идти в одиночку. Я не стал говорить, что он сам так решил. Сколько бы я ни напоминал ему о его же решениях, все было впустую.

– Послушай… дай мне часок отдохнуть, а потом устрой мне экскурсию, хорошо? Ты ведь исследовал всю деревню, Меррик? – спросил Клем, когда я замешкался.

– Да, – солгал я. – Конечно, исследовал.

Первым делом мы направились к Инти, и я выдохнул с облегчением, увидев, что она обрадовалась Клему, как когда-то мне. Вскоре она болтала не умолкая, и в отличие от меня Клем знал, о чем спросить. За чашкой свежесваренного кофе – без молока, потому что на этот раз я не сумел догнать козу, – она рассказала, как здесь появилась деревня. Одна из маркайюк, самая древняя, отвоевала ее у местных дикарей, а затем окаменела, чтобы следить за деревней. Я поверил Инти на слово, но Клему захотелось найти доселе неизвестную культуру, существовавшую до инков. Он выбрал наиболее подходящее место в небольшом саду на втором утесе и начал копать яму, желая найти древние стены. Было холодно, но местные дети пришли в восторг, и вскоре раскопки Клема превратились в настоящее представление, за которым можно было наблюдать, поедая ананас и прихлебывая кофе. Клем сделал в земле ступени и добрался до стеклянного слоя на глубине восьми футов. Ближе к полудню он нашел угол старого здания, но оно было построено во времена инков. Он показал детям и мне, как выкладывали кирпичи на горной породе. Точно так же они выглядели в церкви.

– Типичная инковская кладка, – пояснил Клем. – Только посмотрите. Потрясающе. Какими навыками нужно было обладать.

– В чем смысл такой кладки? – спросил я. – Было бы легче пробить скалу.

– Горы живые, – ответил он. – Ты не знаешь, кого пытаешься прорубить. Рафаэль говорил о горе. Она живая, маркайюк живые. История сотворения гласит, что люди состояли из камня, а не глины. Все одно – камень живой.

Небольшой камень, который мы подняли на поверхность, упал обратно в яму. Клем спустился, чтобы убрать его, но люди зашептались, и из толпы детей выбежала маленькая девочка с руками, которые находились на разной высоте. Она вырвала камень у Клема из рук и показала его Инти.

– Что случилось? – крикнул Клем.

– Возможно, это живой камень. Он упал на вас дважды, – пояснила Инти.

Она подняла камень на свет.

– Откуда вы знаете?

– Они очень белые. Да, отнеси его отцу Рафаэлю, – добавила она девочке. Остальные дети бросились за ней, словно маленький камень был самой потрясающей находкой за год.

– Вот видишь? – сказал мне Клем.

Легкая дрожь, на которую я до этого не обращал внимания и из-за которой упал белый камень, превратилась в грохот настоящего землетрясения где-то в горе. Она издавала своеобразное механическое урчание. Камни покатились по склону горы, и снежная пелена поползла вниз, обрушившись на реку. Несколько человек поклонились вершине горы и перекрестились.

– Неудивительно, что они считают ее живой, – заметил я.

Лопата Клема зазвенела.

– Стекло, – заявил он. – Не думаю, что на нем можно было построить многое. Здесь ничего нет, разве что останки растений, никаких признаков поселения. Позор. Я хотел найти дикарей, живших здесь до инков. Сложно отделить выдумки от правды. Лучше бы они придерживались фактов. И все же это интересно – неожиданно добавил Клем, нахмурившись. – Маркайюк… меняют историю места, за которым они следят.

– Разве? – сказал я. Я очень замерз.

– Да. Только подумай об этом. Все местные соглашаются с Инти. Эта земля была завоевана, хотя с археологической точки зрения это не так. Человек, который сделал это, находится здесь. Люди думают, что он окаменел, чтобы увековечить то событие. Статуи – маленькие очаги местной истории, но история не верна. Поэтому, когда кто-то создает маркайюк, твоя история меняется. Место становится более важным. Здесь произошли знаменательные события. Даже если это… не так. Маркайюк – желанная штука отчасти потому, что она означает, что ты причастен к великому прошлому. История здесь пластична.

– Или если ты живешь в глуши, где нет ничего, кроме ананасов. «Пришел, увидел, победил» – гораздо более интересная история для твоих детей, чем «Пришел, подумал, что сойдет, обосновался», – добавил я. – Пойдем в церковь?

– Нет, ты должен нарисовать для меня дендроглифы, пока не стемнело.

– Клем, я замерзну до смерти, – запротестовал я. Я не рассказал ему, что произошло со мной, когда я решил срисовать резьбу с деревьев, растущих на границе. Хватит того, что я обидел Рафаэля. Вряд ли я выдержал бы ощущение большей беспомощности.