– Полуночники. Не спится им.

– Ну, где наши годы, Лира Семеновна, – улыбнулся Васин.

Инна разогрела ужин и уселась напротив Васина. Протянула ему письмо от дяди Васи. Два года назад тот с теткой переехал из Светогорска в Ставрополье – у него было плохо с легкими, им был необходим теплый южный климат. Звали племянника, которого любили как сына, с собой. Но, понятное дело, тот не мог.

Васин с теплотой пробежал глазами текст письма. Главное, у них все в порядке, и семью Васиных они любят и хотят видеть. Отложил письмо и принялся за еду.

– А знаешь, через полгода новый дом сдадут на Верхней Запруде, – глядя куда-то вдаль, задумчиво произнесла жена. – Одну из этих новых, пятиэтажек. Со всеми удобствами. С отоплением, с горячей водой. Помнишь, нам там квартиру обещали?

– Посмотрим, – мысли Васина сейчас были далеко.

– Хорошо бы, – мечтательно протянула Инна. – Вот жилье получим. Заживем. На холодильник накопим. А потом и на телевизор.

– Ну да, накопишь с нашей зарплатой, – хмыкнул Васин.

– Так учиться будем. А там… – Глаза у Инны затуманились, она погрузилась в счастливые грезы.

Васин вздохнул. Его личные планы не простирались дальше того, как взять шайку Копача.

– Я же не меркантильная, – будто очнувшись, произнесла Инна. – ты же знаешь, как здесь зимой сыро и холодно. И печкой не протопишь. И Ксюша кашляет.

– Это да. – Васин поморщился, как от зубной боли, проклиная себя за беззубость.

Просить за себя он просто не умел. И это было стыдно, потому что здесь и правда сыро, и Ксюша правда кашляет. Надо ее на лето все же в деревню. И на заводе, наверное, ему было бы куда легче получить эту квартиру. И не возился бы он со всякой человеческой мразью. Был бы рабочим человеком, а потом и инженером. Опорой этой страны. И такая тоска его тут взяла.

– Не знаю, Инна, – угрюмо произнес он. – Трудно со мной в семейной жизни: ни денег, ни квартиры, вечно в отлучках… Хочешь, брошу все. Обратно на завод пойду. В институт… Ну как мне быть?

– Да не бросишь ты ничего, – вздохнула она.

– Не знаю. Знаю одно. Я должен стереть с лица земли цыганскую банду. Иначе мне покоя не будет. А потом поговорим.

– О чем говорить? Ты мужчина. Сам выбираешь свою дорогу. Я не могу от тебя требовать вильнуть в сторону и пробираться огородами. Ты же знаешь.

– Знаю. – Он встал и обнял ее за плечи. – Вот никогда я не был в Пензе.

– И что? – подозрительно посмотрела на него жена.

– Завтра уезжаю…

Васин стоял, опершись о поручни, на шатком железном балкончике, откуда просматривался весь цех. Здесь он испытывал щемящую ностальгию. Стук пресса, блеск горячего металла. Уханье, лязг. Все же есть в этом истинное колдовство, когда из бесформенных заготовок появляется что-то полезное и совершенное. Когда человек своими руками создает нечто доселе невиданное, грандиозное, меняющее его жизнь и саму Землю.

В очередной раз он подумал, что все же завод – вот его настоящее призвание. А милиция – его долг и крест. И их просто так не скинешь, и не пойдешь дальше по жизни легким шагом.

Рядом с ним стоял начальник оперчасти зоны, таких прозывали «кумовьями». В своей зеленой военной форме с майорскими погонами он выглядел тучным, ленивым и вялым.

Васина он принял радушно. Когда тот поделился планами и сомнениями, кум лишь пожал плечами:

– Да не суетись ты, опер. Все сделаем. Куда он денется?

– Цыгане неконтактны, – заметил Васин.

– У нас контактны все. Исключений нет.

– Почему? – заинтересовался лейтенант.

– Потому что тяжело у нас. Труднопереносимо, – криво усмехнулся кум. И предложил пройти в цех.

И вот теперь Васин обозревал цех сверху.

– На что похоже? – спросил майор.

– На кузню Гефеста, римского бога огня и кузнечного дела, – тут же отозвался Васин.

– А мне напоминает преисподнюю, как ее в нашей сельской церкви расписывали. Огонь. Грохот. И грешники.

Внизу и правда мелькали похожие на неприкаянные души фигуры в зэковской робе. Двигались они механически, как муравьи. И черти с вилами тоже были – персонал ИТУ-17 в военной форме. Правда, без вил – с оружием на зону заходить запрещено.

Целая толпа зэков, спотыкаясь, на руках, из последних сил, тащила огромную деталь, напоминающую коленвал, но во много раз больше.

– Барахлит механизация, – пожаловался кум. – Все ручками. И не дай Бог кто откажется. Пусть напрягается, бесовское племя.

– А не надорвутся? – озаботился Васин.

– Ты себе представить не можешь, опер, какие они живучие. Мы же знаем их предел, насколько он велик.

– Жестоко как-то, – посетовал Васин, глядя сверху на «преисподнюю».

– Жестоко? Не-ет, – покачал головой майор. – Жестоко было, когда наши матери, сестры и жены, голодные, из последних сил, по четырнадцать часов стояли за этими вот станками. Очень жестоко, но только выбора другого не было. Все для фронта, все для победы. А у этих выбор был. Просто не грабь, не воруй, будь честным гражданином своей страны.

– Это справедливо, – согласился Васин.

– Так что это для них – чистилище, как говорят католики, – у майора явно была страсть к религиозным сравнениям. – Кто-то очистится и встанет на ноги. А кто-то так и будет катиться по наклонной дальше.

– Большинство предпочитает катиться, – заметил Васин, вспомнив, сколько на его территории рецидивистов, у которых по пять-шесть ходок.

– А таких бы я к стенке ставил. Людей из них все равно не выйдет. Но государство у нас чересчур гуманное. В общем, из нашего чистилища каждый рад хоть на день раньше выйти. Только не всем такая радость. Не люблю я этих условно-досрочных освобождений. У меня для них сильно постараться надо.

– Дземенчонок не старается?

– Не старается. Он одиночка. И все время тоскует.

– С тюремной иерархией у него как?

– Нет у меня никакой иерархии! Из красных зон эта, наверное, самая красная. Пусть только кто раззявит пасть и скажет что-то про общак или воровской закон, – кум сжал кулак. – Вот они где у меня.

«Что мешает в остальных зонах сделать то же самое? – подумал Васин. – Или таких кумовьев не хватает? Или возможностей?»

То, что в зонах далеко не все благостно, что в иных правят жестокие воровские законы, что контроль оставляет желать лучшего, – это Васин знал хорошо. После смерти Сталина по лагерям прокатились кровавые бунты, сдерживаемая до того злая стихия выходила из берегов. Министр Круглов, человек в целом мягкий, но упорный и принципиальный, сюсюкаться не стал и задавил их по всей строгости, с автоматчиками, а на некоторые зоны и танки пустил. Поговаривали, что это и было поставлено ему в вину, мол, проявил излишнюю жестокость к оступившимся гражданам своей страны и прочее балабольство. Уволили с должности, назначили совершенно беззубого бывшего строителя из ЦК Дудорова, который сейчас упорно добивает систему МВД, внося в нее хаос. Нет, не сам Васин до этого додумался. Это выводы Ломова, после поллитры азербайджанского коньяка в момент дурного настроения: