долго оставаться на месте)[332]. У инуитов это получалось еще лучше, поскольку они клали туши тюленей на лед – для них окружающая среда представляла собой один гигантский холодильник. Когда западные шошоны каждую осень разделялись на семьи, чтобы полакомиться орехами, они складывали излишки в корзины. В период зимнего уныния шошоны собирались вместе и съедали эти запасы, превращая сезонный упадок в социальный и кулинарный бум[333].

Лишь в немногих природных условиях из года в год имеется возможность накапливать массы продовольствия, добытого в дикой природе. Даже при наличии ресурсов очень рискованно закрепляться на одном месте, поскольку возможность отправиться еще куда-нибудь, если дела пойдут плохо, может исчезнуть, когда соседи тоже решат осесть. Примерами служат племена аборигенов в Маунт-Эклс и носители культуры дзёмон в Японии, которые большую часть года жили в поселениях. Некоторые из подобных деревень были маленькими и простыми, как, например, деревни немногих охотников-собирателей Новой Гвинеи, которые ловили рыбу и питались сердцевиной диких саговых пальм, поскольку земля была слишком заболочена, чтобы выращивать свиней и ямс, столь любимый их соседями-садоводами[334]. Более сложные поселения были у оседлых охотников-собирателей Северной Америки: калуса на юго-западе Флориды; чумаш, живших на побережье Южной Калифорнии и островах Санта-Барбары; и наиболее изученных к настоящему времени племен Тихоокеанского Северо-Запада, живших на территории, простирающейся от высоких лесов на севере Орегона до чахлых ландшафтов побережья Аляски[335]. Все эти племена массово запасали и хранили морепродукты для обеспечения продовольствием при любых обстоятельствах[336].

Когда европейцы прибыли в Северную Америку, Тихоокеанский Северо-Запад был плотно населен охотниками-собирателями. Почти так же, как бушмены и аборигены никогда не рассматривали себя как одну группу, народы этого региона не имели в своих языках термина, который включал бы всех, кто ведет оседлый образ жизни, и отделял бы их от скитающихся локальных групп, живущих в глубине материка. Причина такого семантического пробела, вероятно, заключалась в том, что население поселений состояло из инуитов и индейцев разного происхождения, включающих множество племен, владеющих землей, которые перешли к такому образу жизни. Большинство жили у океана, но некоторые, зависимые от лосося, нашли участки для постоянного сосредоточения вдоль рек.

Некоторые места на Тихоокеанском Северо-Западе веками населяли от пары сотен до почти 2000 человек. Наиболее развитые поселения были действительно впечатляющими. Длинные дома и другие жилища индейцев могли быть огромных размеров: самое крупное из документально зафиксированных достигало 200 м в длину и 15 м в ширину. Это строение было таким же просторным, как дома многих современных известных людей, но только в нем жили несколько семей; маленькое поселение могло занимать один длинный дом, тогда как крупная деревня включала несколько строений.

Общества были четко разделены маркерами идентичности, которые были избыточными по сравнению с маркерами у людей, живущих в маленьких локальных группах. Поразительные различия хорошо зафиксированы на Тихоокеанском Северо-Западе. Самыми ошеломляющими были губные серьги – покрытые орнаментом пластины разной формы и из разного материала, от дисков из мамонтовой кости до многоцветных изделий из бусин или бисера, которые носили в отверстии в щеке или нижней губе. Губные серьги появились от 4000 до 3000 лет назад и многое сообщали о социальном и экономическом положении человека, их носившего, хотя первоначально их основное назначение заключалось в том, чтобы определять принадлежность людей к племени[337]. Далеко на севере, например, племена алеутов тоже отличались друг от друга, и специфическими признаками были татуировки, носовые украшения, ожерелья и мех животных, из которого шили парки. Везде, где существовала возможность повстречаться с чужаками, будь то дружеская встреча или битва, для алеутов не было более важного маркера в одежде, чем характерный для племени головной убор, напоминавший клюв птицы с ярко раскрашенными декоративными мотивами[338].

Лидерство

Сложность оседлой жизни в основном связана с необходимостью справляться с личными разногласиями и логистическими проблемами, из-за которых обычно распадались группы кочевых охотников-собирателей. Тот факт, что это действительно было проблемой для кочевников, подтверждается наблюдениями за отдельными локальными группами охотников-собирателей по всему миру, живущими в таких разных условиях, связанных с обеспечением ресурсами, как тундра и тропические леса: численность групп поддерживалась на уровне нескольких десятков человек. Неудачи в социальных отношениях, а вовсе не неразрешимые проблемы, связанные с охотой и собирательством, могли бы объяснить такую закономерность[339]. Локальные группы некоторых обществ бушменов, например, через каждые два или три поколения становились громоздкими и функционировали с трудом[340].

Для того чтобы обойти такое нарушение функционирования, люди в поселениях стали терпимо относиться к тем, кто обладал способностью принимать решения, которые они могли бы исполнять. Есть животные, которые демонстрируют лишь небольшие различия между членами сообщества в том, что касается власти и влияния, и при этом они прекрасно себя чувствуют: муравьи действуют благодаря своего рода коллективному разуму. Люди – не муравьи, для которых маркеров достаточно, чтобы оставаться единым сообществом (даже в трансконтинентальном масштабе, как в случае с аргентинскими муравьями). Существование социальных конфликтов было характерно для всех людей, включая общины. Но откуда взялась человеческая склонность к лидерству и к следованию за лидерами? Несомненно, она отражает процесс нашего воспитания, в ходе которого мы подчиняемся родителям, знающим больше нас и ожидающих от нас поведения (на самом деле часто заставляющих нас вести себя таким образом), которое соответствует нашему обществу и социальному статусу, но тем не менее эта характерная особенность связана со всей нашей жизнью. Сегодня мы окружены авторитетными людьми, от учителя и начальника до шерифа, президента и конгресса. Для функционирования современных обществ люди должны знать свое место при разных обстоятельствах и вести себя соответственно, касается ли это лидерства или следования за лидером[341].

У многих позвоночных животных доминантная особь может напоминать нам лидера. Доминантность определяет, кто с кем взаимодействует и как. И все же, хотя демонстрация власти и контроль над ресурсами могут быть важными составляющими высокого статуса, это не обязательно означает, что обладающее ими животное отвечает за все. У большинства видов «босс», как правило, грубо обращается с другими, не добиваясь чего-то важного для группы. Некоторые доминантные особи обладают определенным влиянием: царицы голых землекопов подталкивают и кусают рабочих, по-видимому, чтобы побудить их работать. Следование за наиболее могущественным животным высокого ранга может обеспечить другим надежное прикрытие, если что-то пойдет не так. Например, у кошачьих лемуров, как правило, альфа-особь определяет, по какому пути пойдет ее стая сегодня. А вот в табунах лошадей все иначе: кобылы, а не возглавляющий табун жеребец, выбирают маршрут[342].

Люди, как правило, представляют в качестве лидера того, кто играет