несли меня в центр города. Пересёк главный проспект и вышел на набережную по другую сторону плотины – к городскому пруду, просторному и глубокому, как необъятная хрустальная ваза для пунша посреди стола на торжественном обеде.

И вдруг понял, что мне нужно пристроить на хранение два золочёных мраморных камушка. Брать их с собой в далёкое путешествие я не собирался.

Если хочешь спрятать вещь, положи её на виду или среди подобных. Исходя из этого, самым подходящим местом для моих находок оказывались запасники Института истории и археологии Урала, где работал Александр Языков, самый первый спец во всём регионе и его окрестностях по древнему оружию.

Я положился на удачу и сразу поехал к нему на службу. Институт размещался в старинном особняке на улице Розы Люксембург. Побывав здесь впервые, я сразу заинтересовался его необычным видом – как есть боярские палаты! Вот только не из дерева рубленные, а сложенные из красного кирпича. Оказалось, это псевдорусский стиль, а усадьбу (главный дом с флигелем, двор и массивная ограда с воротами) построил в конце девятнадцатого века один из купцов Екатеринбурга.

Охранник на вахте с первого раза смог дозвониться до Языкова. Внутрь я заходить отказался и попросил учёного на минуту спуститься ко мне. Спуск со второго этажа сбил дыхание тучному Александру. Восстановить его он тут же взялся с помощью сигареты. Я признался, что на неопределенное время уезжаю из города и хотел бы оставить у него на сохранение пару вещиц.

– Опять что-то раскопали?

– Ага. Но заниматься мне ими некогда, а потерять не хотелось бы.

Я протянул ему на ладони камешки.

– Интересно, – заговорил историк, когда оба осколка вновь оказались у меня в руке. – Мрамор, позолота… Должно быть, фрагменты какого-то изваяния. Я в этом деле не большой специалист. Могу подсказать, к кому обратиться.

– Спасибо, обязательно – но попозже. Пока хочу, чтобы они у вас просто полежали среди прочих черепушек.

– Черепушек… – повторил, как бы передразнивая, Языков, но потом решил не обижаться и подставил свою ладонь. – Давайте уж. Пристрою. В опись, само собой, вносить не стану.

– Спасибо, Александр! – я как можно искреннее потряс обеими руками его кулак, принявший мои сокровища.

– Вернётесь за этим сами или пришлёте кого? – спросил Языков, когда я уже собирался уходить.

«Вот ведь ботан-ботаном, а сообразил, что дело по-всякому может обернуться», – подумал я, досадуя на себя, а вслух произнёс: – Ну, если только кто попросит вернуть ему камни с Липовой.

– Камни с Липовой. Я запомню.

В штемпельной мастерской сделал срочный заказ на печать с реквизитами известного столичного журнала, сфотографировался в автомате. Теперь мне нужен был принтер – поэтому я отправился к Татьяне Чусовитиной.

– Салют, кладоискатель! – она рассмеялась, подставляя щёку для поцелуя. – Знаешь, я не удивлена твоему появлению.

– Антон Городецкий подсказал? – улыбнулся я в свою очередь.

– На днях звонил и спрашивал, не объявлялся ли ты. Ему теперь всё руки каменные видятся. И… нос. Переживает, что ты сунул свой в какую-то серьёзную историю и вляпался.

– Он даже не представляет, в какую.

– Говорил что-то про гололедицу, которой тебе надо остерегаться.

– Надеюсь ещё до гололёда убраться отсюда.

«Ведьма» разрешила мне воспользоваться своим рабочим компьютером. Я быстро в «Ворде» слепил начинку удостоверения, заменив «Уральскую газету» на «Русский репортаж», вписал фальшивое имя, распечатал. Наклеил на корочку вместе с фото, проштамповал поддельной печатью. Ещё скачал в Интернете бланк командировочного удостоверения и распечатал несколько экземпляров. Быть в федеральном розыске и брать с собой паспорт – как минимум глупо. А вот редакционное удостоверение с золотыми буквами «ПРЕССА» может пригодиться.

Мы договаривались с Костей Новиком, что он заберёт меня в семь вечера от Варежки. Так в Екатеринбурге в народе называли памятник на Привокзальной площади воинам-добровольцам танкового корпуса, сформированного на Урале в годы Великой Отечественной войны. Само чугунное изваяние представляет собой две фигуры: молодой воин-танкист и ветеран-рабочий, указывающий вперёд большой лопатообразной рукавицей сталевара. Такие ещё называют «галицы». Но прижилось в народе другое название памятника – Варежка. Какое-то по-особому тёплое. Наверное, от того, что людям, встречающимся у вокзала, так важно согреть последние минуты перед расставанием.

Я притащился под Варежку за час до условленного времени. Опустил сумку на ступень гранитного постамента, уселся на неё как раз под сенью рабочей рукавицы и аккуратно, но внимательно осмотрелся вокруг.

Сначала я краем глаза уловил показавшуюся знакомой со спины фигуру мужчины. Судя по интересу к содержимому урны, это был привокзальный бродяга на дежурном обходе. Бомж тоже меня узнал.

Это был Коля-Вася. Один из тех двух мужиков, что вместе с Голым помогали мне чинить забор. Слегка подволакивая ногу, Коля-Вася удалялся в сторону галереи магазинов на Привокзальной площади. При этом, пока не пропал из виду за газетным киоском, два раза оборачивал свою ушастую гривастую башку.

Что мне оставалось делать? Я подхватил сумку и двинул следом. Когда сам свернул за киоск, успел заметить, как Коля-Вася исчез в ближайшей арке. Я решил ускориться и не пожалел об этом: бомж, видимо, только-только сделал вызов по сотовому и ждал ответа, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

– Ал-л-ё-ё… Ал-лё! – едва не заорал он, когда ему ответили.

И тут я выдернул телефон из его рук и зашвырнул в сторону мусорных баков.

– Говорят, в Финляндии популярны соревнования по метанию сотовых телефонов, – сказал я первое, что пришло на ум. – Решил поучаствовать. Одобряешь? Теперь вот тренируюсь.

– Чё-ё-ё-ё?!

Я хотел сбить Колю-Васю с толку, и это у меня получилось.

Осознав, что подбирать слова бесполезно, он протянул ко мне руки. Я разбил их в стороны и сблизился. Двинул ему коленом в пах. Потом отступил на шаг и с размаха съездил ладонями по ушам слегка подавшегося вперёд и присевшего от боли противника.

– У-у-у-у, – теперь он совсем осел на корточки в позе человека, отчаянно не желающего ничего слышать.

– Во-о-от, – приободрил я его, присев рядом. – Кому звонил?

– Да пошёл… ты…

Сами слова не порадовали, но хорошо было уже то, что завязывался диалог.

– Неверный ответ.

Услышав такое, Коля-Вася сжался, ожидая удара. Я же решил сменить кнут на пряник: перед мордой пони появилась морковка – тысячная купюра, зажатая меж двух – указательного и среднего – вытянутых пальцев.

– Голому, – давно не мытая пятерня потянулась к ассигнации.

– Выкладывай всё, – я отвёл приманку.

Коля-Вася насупился, как ребёнок, которого обманули старшие. Я принял игру и удвоил ставку: меж пальцами появилась ещё одна купюра.

– Давай-давай, у меня без обмана, как у волшебника Сулеймана.

– Ну, хату твою мы перешерстили. Было. Голый вообще хотел