– Да, я ей верю. Но ее нет. Я звонил.

– Она уехала по делам. Скоро вернется и сама позвонит тебе, я ей скажу. А теперь ответь мне на вопрос: кто был тот человек, который избил тебя в ресторане? Ты его знаешь?

– Нет, – поспешно ответил Дмитрий и опустил глаза. – Но он знал моего отца, поэтому хотел забрать у меня конверт.

– Ты сказал, что это был призрак.

– Так оно и есть. Призраки иногда навещают меня. Вот и это был призрак.

– Призрак – это тень мертвеца. Тот человек считался мертвым? – Шубин вышел на опасный путь недозволенных приемов и теперь боялся все испортить.

– Нет, он живой, но все равно призрак. Его не должно было быть. Но он был. И это пятно. Он испугал меня им. Но что я мог сделать, если письма этого у меня не было?

– Почему его не должно было быть?

– Потому что он – призрак. У призраков не может быть фиолетовых пятен.

Шубин развел руками. Логика – железная.

– Может, он угрожал тебе?

– Может быть. Не знаю. Не помню. Я всегда раздражал его. Как и моего отца. Я всех раздражал. Кроме мамы. А она раздражала меня.

Шубин подумал о том, что ухудшение состояния Дмитрия могло было произойти как раз вследствие тех ударов, того потрясения, которые он испытал в ресторане, когда на него набросился Фиолетовый.

– Ты его имя хотя бы помнишь?

– Может, и помню. Но, скорее всего, нет.

– Так мы поедем сейчас на квартиру твоего отца?

– Поедем. Да, непременно поедем. Ведь его там сейчас нет? Значит, я не буду его раздражать.

Земцова и Женя Рейс забились в самый дальний угол «Черной лангусты» и не спускали глаз с Германа. Чтобы он не узнал Земцову, Юле пришлось загримироваться, покрыв толстым слоем пудры и румян свое лицо, нарисовав брови, губы, изменив по возможности их форму. На ней было черное вечернее платье Гел, простое, без затей. Юля выбрала его как самый нейтральный наряд, чтобы не привлекать к себе внимания. На Жене были узкие бархатные синие брючки и блестящая майка – эксклюзивные вещи из коллекции щедрой Гел. Они взяли пива, орешков и теперь следили за каждым движением ошивающегося возле стойки Германа. Вон он подходит к бармену, о чем-то спрашивает его. Тот снисходительно отвечает и кивает головой на сцену.

– Он спрашивает у него, где Гел, не имея представления, мужчина это или женщина, – предположила Юля. Женя не ответила, и тогда Юля перехватила ее взгляд. Рейс смотрела поверх голов сидящих за соседними столиками посетителей куда-то вдаль, и вид у нее был совершенно отсутствующий.

– Ау, очнись, дорогая. И куда это мы так внимательно смотрим?

– Что? Ах, да… Нет, ничего. Мне просто показалось. Видишь, вон там, у входа, стоит молодой человек во всем белом?

– Ну вижу. По-моему, он не спускает глаз со сцены. Да уж, здесь просто рай для мужчин. Столько почти голых женщин! В следующий раз, когда я буду не при исполнении, так сказать, я приглашу вас, девочки, в мужской стрип-бар, где мы предадимся созерцанию мужских достоинств. И хотя я не лесбиянка и не феминистка и у меня имеются свои счеты с женщинами, согласись, что природа не создала ничего более совершенного, нежели женское тело. У мужчин, по-моему, слишком много лишнего…

– Лишнего? – брови Жени взлетели вверх. – Ты сказала «много лишнего»?

И они расхохотались. Между тем девушка, танцующая на сцене в свете прожекторов, исчезла. Исчез и Герман. Земцова, упустившая его из виду, встала и, шепнув Жене, что скоро вернется, направилась к одной из снующих между столиками официанток.

– Девушка, где я могу увидеть Гел?

– Она уже закончила свой номер, – сказала, густо краснея, девушка, не переставая вытирать столик.

– И сколько же у вас работает девушек под именем Гел?

– Это не имя. Это псевдоним. У нас раньше работала Гел. Она трагически погибла… Но, поскольку ее все здесь очень любили, хозяин распорядился, чтобы одна из наших танцовщиц исполняла номер Гел.

– Гел трагически погибла? Господи… какой ужас…

Официантка подняла глаза и покачала головой. Лицо ее выражало сочувствие.

– Вы были с ней знакомы?

– Да не то слово! И как же она погибла?

– Ее застрелили вместе с прежним хозяином бара. Понимаете, нам не положено об этом рассказывать, но здесь, в баре, были разборки, вот в перестрелке Гел и застрелили.

– И вы были на ее похоронах?

– Нет. Никто не знает, где она похоронена.

– А как вас зовут?

– Зося.

– У вас красивое польское имя.

– Я наполовину полька. Если хотите, то я могу навести справки и выяснить, где похоронена Гел. Но на это уйдет какое-то время. Я уж не знаю почему, но эта информация считается закрытой.

– А кто же сейчас живет в ее квартире?

– Этого я тоже не знаю. Мы никогда не были подругами с Гел, но всегда хорошо, по-дружески относились друг к другу, и она здорово помогала мне деньгами. Некоторые девушки ее у нас не любили. Думаю, они завидовали ей, вы же знаете, какой она была… Но мне она всегда нравилась. А что касается ее квартиры, то и здесь я вам ничем не могу помочь. Дело в том, что я неоднократно ездила туда, звонила, но результаты – нулевые. Либо там никто не живет, либо мне не удается никого там застать.

– А разве у Гел не было родных? Близких?

– Не знаю. Она никогда не рассказывала о себе. Она работала в «Черной лангусте» ведущей стриптизершей, танцовщицей, и только благодаря ей в нашем баре было так много посетителей. Она была человеком творческим, постоянно выдумывала что-то новое, украшала себя совершенно фантастическими париками и так роскошно обставляла свой выход, что теперь мы все как осиротели… Ой, извините, меня зовут. Если хотите, оставьте свои координаты, и я вам перезвоню, если сумею что-нибудь узнать о Гел.

Девушка побежала обслуживать посетителей, а Земцова вернулась за свой стол. Рейс не было. Подождав немного, Юля вышла из зала и направилась в дамскую комнату, где и застала Рейс красящей губы перед зеркалом.

– Мы познакомились, – прошептала Женя, не отрывая глаз от своего отражения и продолжая водить помадой по губам.

– С кем?

– С тем парнем. Не знаю, как тебе это объяснить, но меня к нему словно магнитом притянуло. Не помню даже, как я оказалась рядом с ним. Сделала вид, что у меня подвернулся каблук, оперлась о стену и принялась потирать щиколотку. И вдруг слышу: девушка, вам помочь?

– Женя, все это, конечно, замечательно. Но вообще-то мы пришли сюда совершенно за другим. Герман исчез. Скорее всего, он пошел в уборную фальшивой Гел, – и Земцова передала Жене разговор с официанткой.