И будет долго в картотеке рыться,

Фамилию для верности шепча,

Ежеминутно вскидывая рыльце

Из-за сухого хилого плеча.

Он карточку найдет и, от испуга

Бледнея, растеряется совсем.

И скажет, отступая в дальний угол,

Что не туда ушло мое досье!

Что это – лишь досадная издержка

И даже входит в допустимый брак,

Что я, всего скорее, не из здешних,

А то бы не расстраивался так…

Вот это да! Судьба ушла к другому!

Я поплетусь домой, глотая пыль,

Засяду за «маляву» к Всеблагому

И буду совершенствовать свой стиль…

1978

Был, говорят, здоров народ

Без терапевтов и хирургов,

Лечили, если хворь найдет,

Вода святая да хоругви.

А нынче – сразу бюллетень.

И что невредно, то опасно,

И даже собственная тень,

Как говорят, теперь заразна.

Перелечили, говорят:

Кругом лекарства и больницы —

И шприц останкинский подъят

Над бедной задницей столицы.

1978

Из птичьего перелета —

В космический перелет.

Из книжного переплета —

Да в жизненный переплет.

Жизнь все бы переменила:

Зарплата, квартира, жена.

И трогательным семьянином

Окажется Дон Жуан.

Отвергнув плохую котлету,

За кухонный этот пустяк

Ромео разлюбит Джульетту

И бросит ее на сносях.

А мой сосед-выпивоха,

Безбожник и озорник,

Блаженствует в эпилогах

Еще не написанных книг.

1978

Большие наступают времена.

И человек устал от изумлений.

Такие у явлений имена,

Что, в сущности, уже не до явлений.

Однажды утром разверну в постели

Газету «Правда»… Господи! Ура!

Космическое чудо! К нам вчера

Венерианцы в гости прилетели!

Такая радость, братцы, спозаранок.

Теперь мы в новой эре, коли так.

А кстати, как насчет венерианок?

И главное – возможен ли контакт?

1979, 2014

Она погасит резко сигарету.

Задумается, бусы теребя,

Посмотрит на меня и скажет это:

«Мой дорогой, я не люблю тебя!»

И все, что было вечным и бездонным,

Что наполняло тело и слова,

Все сделается хрупким и бездомным,

Как ветром унесенная листва.

Вернуть листву! Вернуть любовь былую!

Сказать ей: «Без тебя мне счастья нет!»

И повторить стократ: «Люблю! Люблю я!»

Смешной и бесполезный аргумент…

1979

Как результат проигранных сражений,

Реформ, не доведенных до ума,

Уродцами испуганных рожениц

Являлись в мир ужасные дома.

И вот стоит кирпичный Квазимодо,

Из подворотни тянет смертный хлад.

Шарахаются в страхе пешеходы,

Машины мимо в ужасе спешат.

Измучился несчастный архитектор,

К нему в ночи приходит страшный дом.

И плачет он, и проклинает тех, кто

Про старый грех напомнил перед сном!

1979, 2014

Твои удивленные плечи,

Приветливая рука.

Любовь начиналась со встречи,

Как речка со струй родника.

А дальше – все ширились воды,

Студили закатную медь.

Течения, водовороты —

И вплавь уже не одолеть!

Потом за крутою излукой

Вставал непроглядный туман…

Любовь завершалась разлукой,

Бескрайнею, как океан…

1979

А то, что остается за спиной,

Оно и в самом деле остается?

А, может, ускользает в мир иной,

Покуда кто-нибудь не обернется?

Но даже оглянувшись резко так,

Как только можно,

не решить задачи —

Не подглядеть потусторонний мрак,

Который все невидимое прячет.

Кому же ведом запредельный свет?

Быть может, тем,

кто безутешно машет

В последний раз любимому вослед.

Но тот, кто видел, никому не скажет!

1979, 2014

И опять встает она

Из газетного тумана,

Эта новая война,

Без могил, без ветеранов.

Это будет не гроза,

Не кошмар о «красном смехе».

Хочется закрыть глаза

И очнуться в прошлом веке…

1979

Голубая капелька огня —

Вмерзшая в холодный свод звезда.

Ты недостижима для меня

Ни за что на свете, никогда.

Осень осыпается с дерев.

Я по желтой осени иду.

Разве что однажды умерев,

Я смогу попасть на ту звезду.

Ни огня, ни сполоха во мгле.

Небеса осенние пусты.

Только ты одна на всей земле

Тоже видишь отблеск той звезды.

На непостижимой высоте

Светится она в вечерний час.

Впрочем, это я не о звезде —

О надежде, обманувшей нас.

1979

Всех ближе та,

Которую недолюбил:

Виною маета,

Когда не до любви.

Другая женщина

Иль множество причин —

Все несущественно,

Когда в ночи

Она сквозь сон

Тебе погладит лоб

И скажет: все

Иначе быть могло б!

Достав вполне

Любовей и чинов,

На это не

Ответишь ничего…

1980

Газетный некролог. О, как он кроток!