Хотя Маккэндлесс смотрел на мир достаточно реалистично и понимал, что охота является неизбежным элементом жизни в дикой природе, убийство животных вызывало у него противоречивые чувства. И вскоре после того, как он подстрелил лося, эти противоречивые чувства обернулись угрызениями совести. Животное было некрупное, килограммов на двести пятьдесят или триста, но запас мяса из него получался просто огромный. Считая, что выбрасывать плоть убитого ради еды животного недопустимо с моральной точки зрения, Маккэндлесс целых шесть дней (пока оно все-таки не испортилось) пытался спасти добытое мясо. Он разделал тушу под тучей мух и комаров и поставил потроха вариться на костре. Потом он спустился к ручью, что протекал прямо под местом стоянки автобуса, и, выкопав в его каменистом берегу нишу, попытался закоптить в ней гигантские куски лосиного мяса.

На Аляске любой охотник знает, что в тундре заготовить мясо проще всего, порезав его на тонкие полоски и высушив на какой-нибудь самодельной подставке. Но Маккэндлесс по неопытности и наивности поступил так, как ему советовали охотники в Южной Дакоте, хотя коптить мясо в здешних условиях – это задача не из легких. «Разделывать тушу очень трудно, – гласит дневниковая запись от 10 июня. – Тучи мух и москитов. Вынул кишки, печень, почки, одно легкое, вырезал куски под стейки. Заднюю часть и ногу отнес к ручью».

11 июня: «Вынул сердце и второе легкое. Отделил передние ноги и голову. Остальное – к ручью. Подтащил к пещере. Пытаюсь спаси мясо копчением».

12 июня: «Отделил половину ребер, вырезку. Работать могу только по ночам. Слежу за коптильнями».

13 июня: «Отнес остатки грудной клетки, плечо и шею к пещере. Начал коптить».

14 июня: «Уже черви! Копчение не подходит. Не знаю, но ситуация, похоже, катастрофическая. Теперь думаю, что лучше бы мне было этого лося не убивать. Одна из величайших трагедий в моей жизни».

К этому моменту он уже оставил надежду спасти львиную долю мяса и оставил тушу волкам. Он жестоко упрекал себя за то, что впустую отнял чужую жизнь, но уже на следующий день, судя по всему, смог взглянуть на все случившееся со стороны, потому что оставил в дневнике запись следующего содержания: «С этого дня буду учиться принимать свои ошибки, какими бы серьезными они ни были».

Вскоре после эпизода с лосем Маккэндлесс начал читать «Уолден» Генри Дэвида Торо. В главе «Высшие законы», где Торо размышляет о нравственных аспектах питания, Маккэндлесс подчеркнул следующие слова: «поймав, вычистив, приготовив и съев рыбу, я не чувствовал подлинного насыщения. Она казалась ничтожной, ненужной и не стоящей стольких трудов».

«ЛОСЬ», – написал Маккэндлесс на полях. И в том же абзаце отметил такие строки:

Отвращение к животной пище не является результатом опыта, а скорее инстинктом. Мне казалось прекраснее вести суровую жизнь, и хотя я по-настоящему не испытал ее, я заходил достаточно далеко, чтобы удовлетворить свое воображение. Мне кажется, что всякий, кто старается сохранить в себе духовные силы или поэтическое чувство, склонен воздерживаться от животной пищи и вообще есть поменьше…

Трудно придумать и приготовить такую простую и чистую пищу, которая не оскорбляла бы нашего воображения; но я полагаю, что его следует питать одновременно с телом; обоих надо сажать за один стол. Быть может, это и возможно. Если питаться фруктами в умеренном количестве, нам не придется стыдиться своего аппетита или прерывать ради еды более важные занятия. Но достаточно добавить что-то лишнее к нашему столу, и обед становится отравой.

«ДА, – соглашается Маккэндлесс, а двумя страницами позже пишет: «Осмысленность еды. Есть и готовить сосредоточенно… Святая Пища». На последних страницах книги, служившей ему дневником, он провозгласил:

Я родился заново. Это мой новый рассвет. Настоящая жизнь только начинается.

Жизнь с умом: Сознательное внимание к базовым жизненным потребностям и постоянное внимание к среде, в которой находишься, и происходящему в ней, пример – работа, проблема, книга, все, что требует эффективной концентрации внимания. (Обстоятельства не имеют значения. Имеет значение отношение человека к ситуации. Истинный смысл в личном отношении к феномену, в том, какое значение он имеет для тебя.)

Высшая Святость ЕДЫ, Огня Животворящего.

Позитивизм, Непревзойденное Счастье Эстетской Жизни.

Абсолютная Правдивость и Честность.

Реализм.

Независимость.

Решительность – Стабильность – Последовательность.

Постепенно прекратив корить себя за бессмысленное убийство лося, к первой половине июля Маккэндлесс вернулся в то же самое благостное состояние, что было у него в середине мая. Но потом, в самый разгар этой идиллии, произошла первая из двух решающих неприятностей.

Явно довольный тем, чего ему удалось познать за два месяца одинокой жизни в тундре, Маккэндлесс решил вернуться в цивилизацию. Пришло время завершить «последнее величайшее приключение» и снова оказаться в мире обычных мужчин и женщин, где можно выпить пивка, пофилософствовать и поразить малознакомых людей рассказами о своих похождениях. Похоже, он перерос потребность так яростно отстаивать собственную автономность и желание дистанцироваться от родителей. Может быть, он уже был готов простить им их прегрешения. Может быть, он уже был готов простить часть ошибок самому себе. Возможно, Маккэндлесс был готов вернуться домой.

А может, и нет. О том, что он собирался делать, выйдя из тундры, нам остается только гадать. Но тот факт, что он решил из нее выйти, сомнений не вызывает.

На очередном куске бересты он составил список всего, что нужно сделать перед уходом: «Залатать джинсы. Побриться! Упаковать вещи…» Чуть позже он сфотографировался, установив свою «Минолту» на пустую бензиновую бочку. На снимке он, чисто выбритый, с ухмылкой демонстрирует камере желтую одноразовую бритву. На колени его грязных джинсов уже нашиты заплатки, вырезанные из армейского одеяла. На вид он совершенно здоров, но, тем не менее, пугает своей худобой. Щеки уже ввалились, сухожилия на шее выступают натянутыми канатами.

Второго июля Маккэндлесс закончил читать «Семейное счастье» Толстого. В книге он отметил несколько особенно тронувших его пассажей:

Недаром он говорил, что в жизни есть только одно несомненное счастье – жить для другого…

Я прожил много, и мне кажется, что нашел то, что нужно для счастья. Тихая, уединенная жизнь в нашей деревенской глуши, с возможностью делать добро людям, которым так легко делать добро, к которому они не привыкли; потом труд, – труд, который, кажется, что приносит пользу; потом отдых, природа, книга, музыка, любовь к близкому человеку, – вот мое счастье, выше которого я не мечтал. А тут, сверх всего этого, такой друг, как вы, семья, может быть, и все, что только может желать человек.

Затем, третьего июля, он закинул за спину свой рюкзак и отправился в тридцатикилометровый поход к отремонтированному участку дороги. Преодолев за два дня половину пути, он под проливным дождем вышел к системе бобровых запруд, преграждавших дорогу к западному берегу реки Текланика. В апреле они были еще скованы льдом и не являлись серьезным препятствием. Но теперь он просто должен был напугаться, увидев, что тропа уходит под воду озера площадью в гектар с лишним. Не желая идти по грудь в мутной воде, он вскарабкался на крутой холм, обошел пруды с севера и спустился к реке у одной из быстрин.