Я взялся за руль. Действительно, этот наглецправ: если я сейчас притащу его к Николетте, то, вероятнее всего, маменькинасвекровь Деля постесняется устраивать скандал, а все объяснения прессе захочетдать лично Николетта, она не разрешит мне тянуть на себя одеяло славы. И какиеко мне тогда будут претензии? Явился по приказу Николетты, спас метеорит иухитрился избавиться от надоедливого Коэна!

– Поторопись, – икнул корреспондент,свесил голову на грудь и захрапел.

Я открыл окно, чтобы туда выдувалоотвратительный запах, источаемый Коэном. Мало того, что репортер, похоже,последний раз мылся на Новый год, так от него еще несет алкоголем.

Дверь нам открыл Монти.

– Ванечка, – закатил кузенглаза, – тут такое!

– Какое? – спросил я, оглядываячерные провода, змеями тянувшиеся по коридору.

Монти заломил руки.

– Радио, телик, я так устал, сил нет.Люди пристают, спрашивают. И у всех проходят болезни.

– Суп-п-пер, – прозаикался Коэн,держась за мое плечо. – Показывай примочку, малыш!

– Это кто? – ужаснулся Монти.

– П-п-пресса, – ответил Владимир.

Кузен отступил в коридор.

– О, нет.

– Да, – решительно сказал я, –где Николетта?

Монти поднял руку, и тут из гостиной раздалсяотчаянный визг. Забыв про плохо стоящего на ногах Коэна, я рванул на шум.

Николетта оказалась жива-здорова, более того,противный звук издавала не маменька, верещала сильно накрашенная баба вневероятной желто-красно-зелено-синей тунике.

– Она ушла, – сиреной надрываласьнезнакомка, – насовсем. Прямо сразу, понимаешь?

Поскольку странная мадам обращалась явно комне, я решил утешить обезумевшую гостью и вежливо ответил:

– Не стоит расстраиваться, вполневероятно, что она вернется.

Вопившая застыла с раскрытым ртом, затем,понизив голос, заявила:

– Ну уж нет! Чего ты мне желаешь! Ямучилась язвой не один год, желудок постоянно болел, только прикоснулась кнему, все прошло! Ты откуда?

– Из машины, – ответил я, –вернее, из прихожей, но до этого сидел в автомобиле!

– Идиот, – гаркнула «туника», –какое издание представляешь? Сначала получи у пресс – секретаря, черт, забыла,как его зовут, разрешение на интервью!

– Вава, – заверещала Николетта,влетая в гостиную, – вот он!

– Пришел по первому зову. – Я неупустил момента показать решимость помочь ей.

– Вот он, – в экстазе повторилаНиколетта, – милый, замечательный, потрясающий, волшебный…

Я смутился, право, маменька перегибает палку.Конечно, ей хочется продемонстрировать журналистам (а их в комнате человек пятьили шесть, сосчитать трудно, люди с фотоаппаратами постоянно перемещаются,отчего мельтешит в глазах), какого отличного сына она сумела воспитать, ностолько лестных эпитетов сразу! Это уже слишком.

– Восхитительный, умопомрачительный,элегантный, приносящий удачу и счастье, исцеляющий страждущих, – неостанавливалась Николетта.

Я кашлянул и попытался продемонстрироватьскромность.

– Вовсе не так уж я хорош, каким предстаюиз твоих слов, и совершенно не обладаю экстрасенсорными способностями.

Николетта окинула меня тяжелым взглядом.

– А кто говорит о тебе?

На долю секунды я растерялся и произнес:

– Но ты сейчас…

– Вава, – мгновенно перебила меняНиколетта, – эти ботинки не подходят к легкому костюму! Они тупоносые! Ицвет! Мерзопакостно!

Я ощутил прилив раздражения. Согласен, меняможно назвать ретроградом, больше всего мне по душе простой, классическийкостюм. Но я вовсе не чураюсь моды, в моем гардеробе имеются и джинсы, ипуловеры, и футболки. Однако есть вещи, которые я не надену никогда. Допустим,мятые до неприличия шаровары с карманами по бокам и дырками на коленях. Не повкусу мне и искусственно состаренные куртки такого вида, словно пять ихпредыдущих владельцев умерли на помойке от глубокой старости, и тишотки снеприличным рисунком не радуют. Я не очень разбираюсь в современных тенденцияхпрет-а – порте, но при этом не осуждаю никого из мужчин, надевших на себярозовую рубашку со стразами, голубую бейсболку, зеленые брюки и оранжевый шарф.Если человеку хочется выглядеть цирковой обезьяной, не стану ему помехой, сам,однако, ни за какие коврижки не выряжусь клоуном. Но вот ботинки!

Обувь – моя страсть, я могу рассказать оштиблетах все и научить вас правильно выбирать их. Начнем с того, что летнююпару надо покупать вечером, после шести, а зимнюю, наоборот, в первой половинедня. Ну да сейчас не время раздачи добрых советов. Николетта ничего не смыслитв мужских туфлях! Тупоносые! Это самая последняя тенденция!

– И ремень тошнотный, – выпустилаеще одну стрелу маменька. – И вообще, я говорила о НЕМ.

Цепкие лапки Николетты схватили авоську,сплетенную из бисера, она была настолько чудовищна, что у меня заломило виски.Сквозь наплывающую боль я увидел, как маменька вытаскивает злополучный торт.Журналисты засверкали вспышками фотоаппаратов.

– ОН исцеляет всех, – голосом мессииобъявила Николетта, – метеорит, посланец внеземной цивилизации.

– Ну-ка, покажи! – прогремело изкоридора, и в гостиную вихрем влетела тощая дама, замотанная, несмотря наотносительно теплый сентябрь, в горностаевую шубу.

– Деля! – взвизгнула Николетта ибыстро сунула окаменелый торт в сумку. – Ты уже здесь! Быстро добралась!

Я втянул голову в плечи. Ну надо же, я неузнал свекровь Николетты, матушку Владимира Ивановича, мою названую бабушку.

Хотя как бы я сумел это сделать? Деляпокрасилась в огненно-рыжий цвет, завилась мелким бесом и, похоже, похудела ещена пять килограммов, хотя последнее предположение кажется совершенно безумным:скелет не способен потерять лишний вес.

– Во-первых, здравствуй, Нико, –менторским тоном осадила невестку свекровь.

– Добрый день, – прошипела маменька.

– Очень некрасиво так отвечать, –укорила ее Деля, – добрый день кому? Всем или только мне? О, Ванечка!Здравствуй, мой дружочек, подойди скорей, поцелую тебя.