не по своей воле эту работу проводили, их заставляли это делать, они шли также в бой, можно сказать, защищая, отстаивая свои точки зрения, и ту задачу выполняя, которую им поручили. Поэтому я считаю, что равенство должно быть там и там[466].

Вместе, да. И красные, и повстанцы. То есть это боль любой страны, в которой прошла Гражданская война, — смысл в этом будет. Я тоже долго себя, конечно, понимала — все равно же на сторону повстанцев же, когда это изучаешь, становишься. Нет, это неправильно, и понятно, что Гражданская война — это самое страшное, что может пройти в любой стране, когда брат брата убивает[467].

Подтверждением этому служит надпись на памятнике «Черный ворон» (г. Ишим) — «Землякам — жертвам трагических событий 1921 г.».

…И в центре города был поставлен памятный знак жертвам, буквально формулирую, «жертвам трагических событий 1921 года». То есть даже не было слова «восстание», не было слова «красным-белым». Просто «жертвам». Геннадий Петрович Вострецов сделал прекрасный совершенно памятник, образ этого ворона, многозначный образ у него получился. <…> На месте этого ворона 10 лет назад был другой знак. Он был более нейтральный — с той же формулировкой, правда, но более нейтральный: две стелы, объединенные черной полосой, белое и красное. И я даже обращал внимание, начинаешь говорить: «А что, у нас есть такой знак?» То есть люди его не замечали. Орла-то сразу все заметили[468].

6. Общим фоном отношения к теме восстания является преобладание установок на забвение, а не на вспоминание. Вот одно из объяснений такого забвения: «Остались в основном женщины, которые остерегались уже своих детей как-то лишним разговорам подвергать. Я говорю, что заткнули рот целому поколению, и не одному»[469].

Ил. 1. Черный ворон. Ишим. 2018 г. Скульптор Г. Вострецов. Фото В. Клюевой

Более радикально высказался на тему забвения ишимский блогер, о чем нам рассказал наш эксперт:

Еще, конечно, у нас тут, когда еще шли процессы обсуждения, в том числе, памятников, возникла дискуссия с одним местным блогером. <…> Ну, он перегибает палку тоже в другую сторону. И для него эта тема [19]21 года тоже очень болезненная: «вот, мой дед этих всех стрелял, а там этот памятник стоит, вот, что вы вносите разделение в общество, вот до сих пор люди по деревням помнят, что этот того-то стрелял, убивал, а вы тут ставите. Надо забыть это все! Забыть!»[470]

Правнучка коммунаров коммуны «Искра» (с. Клепиково) жаловалась, что:

Ответ: А вот сейчас даже я начинаю рассказывать своим… ну, дети мои еще вот это воспринимают. Но как они воспринимают? [Они задают вопрос: ] Для чего все это делалось?

Вопрос: Дети у вас уже… сколько им лет, среднее поколение?

Ответ: Ну, детям, 43 года — старшему, а маленькому — 38. <…> Они уже как бы начинают сомневаться — нужно ли это было? Вот восстание коммунаров. Столько было жертв, Гражданская война… понимаете? А это не только мои дети! <…> [Внукам] уже как-то им не интересно. Им интересно вот то, что сейчас. А вообще-то сейчас, наверно, общество само собой так настраивается: живи сегодняшним днем[471].

Но встречаются и люди, выступающие за необходимость передавать память.

Я считаю, что это все-таки был урок. <…> Урок потомкам, потому что бытует такое мнение, что все-таки история циклична, что-то повторяется, что-то возвращается и, если мы не будем знать истории, может быть, когда-нибудь снова мы наступим на эти же грабли. Хотя вот, может быть, это мое сугубо личное мнение, может быть, оно неправильное, тут я не могу утверждать, но все-таки, вот я уже говорила об этом, мне кажется, что вот этими вот вещами все-таки убили хозяина, крестьянина в человеке. Несмотря на то что мы сегодня XXI век и вроде как технологии должны у нас быть впереди планеты всей, но без земли, мне кажется, нам все равно никуда не деться, не выжить. А крестьянина убили, на самом деле, погубили в 21‐м году, погубили в годы раскулачивания[472].

7. Бедный словарь для описания отношения к крестьянскому восстанию как братоубийственной войне, жертвы которой оказались напрасны.

Драка. Я так считаю, что просто деревенская драка, стенка на стенку шли, кто кого побьет, вот и все. А больше как, а за что? Эти бедные раскулачивали, чтоб было поесть, чтоб было что надеть, потому что пробездельничали сами, ничего не делали, да? А богатые свое добро отстаивали, вот и война шла поэтому. А больше — как объяснить?[473]

Ну, как старые-то говорили, как оно все — началась смута, они все время так говорили[474].

Таким образом, обращаясь снова к нашему образу самолета-амфибии, заметим, что нашему вопроснику негде было «приземлиться». Слишком зыбкой и непрочной оказалась полоса для приземления. И поэтому возникла необходимость в создании гибридной методики, которая прошла апробацию в полевых условиях.

ОПИСАНИЕ ГИБРИДНОЙ МЕТОДИКИ

Коллективная и индивидуальная память о событиях крестьянских восстаний 100-летней давности имеет важную особенность, осложняющую применение биографических интервью и устной истории, — преобладание в воспоминаниях потомков «белых пятен», состоящих из семейных тайн, сознательного и неосознанного забвения событий, которые невозможно однозначно оценить, понять или принять. Язык описания гражданского бунта и братоубийства отличается от языка борьбы с внешним врагом в сторону скупого и осторожного подбора слов. Надо иметь в виду, что феномен забвения событий, имеющих травматический характер, или таких, которые следует забыть, связан с защитными механизмами коллективного и индивидуального психического и морального здоровья. Психологические механизмы памяти могут либо полностью блокировать передачу воспоминаний между поколениями, либо вытеснить из памяти травматические эпизоды, оставляя только «социально одобряемые»[475].

Ответы правнучки одного из лидеров повстанцев показывают, в какой момент может происходить вытеснение и забывание.

Ответ: А так я ничего не могу сказать, сильно-то и ничего. <…>

Вопрос: Я вам вопросы задаю, пытаю вас про вашего прадеда, о котором вы по сути дела ничего не знаете, мало, отрывочно, и то не из своей семьи, а посторонние, можно сказать, люди вам рассказывают о том, кто был ваш прадед. Вы вообще какие чувства в связи с этим испытываете? Сожалеете, что так вышло? И может быть, вы думаете, почему так? Почему вам ничего не рассказывали?

Ответ: Может быть, просто никто ничего не знал. Бабушка толком