например, 1921 год, который был значим для села, она тоже родилась здесь и живет на данный момент здесь. Пусть для себя она бы сделала выводы, нужна ей вот эта память или нет, но вот с этой стороны да, я бы преподнесла.

Вопрос: То есть каждое поколение имеет право на свою память?

Ответ: Ну да, право выбора у него есть[479].

Вопрос, почему респондент поставил такую оценку, а не меньше и не больше, побуждает к приведению конкретных примеров из своей жизни, помогает более широко посмотреть на проблему сохранения памяти из перспективы позитивных и негативных последствий забвения и ее актуализации, выявить действующие культурные, социальные, групповые нормы относительно сохранения памяти о событии.

Вопрос: Наталья Алексеевна, а вот мы рисуем обычно вот такую шкалу. <…> Как вы думаете, а вот где вы здесь, на этой шкале?

Ответ: Я, наверно, ближе сюда.

Вопрос: Вот сколько там, семь-восемь-девять?

Ответ: Ну, наверно, семь-то точно. <…> Но среди вот, допустим, моих родственников, которые говорят — конкретно ноль. Вот я бы поставила.

Вопрос: А почему они так говорят?

Ответ: Не могу ответить. Я вот, в частности, почему говорю именно про своих родственников, потому что когда начала изучать свою родословную и когда обратилась к своей родной тете <…>. Она сказала: «Нет, я ничего говорить не буду, никакие фотографии искать не буду». То есть вот, знаете, категорически, хотя ничего плохого эти люди ей не сделали, ни она им, как бы все нормально. Не могу объяснить, почему[480].

Рассуждения могут выглядеть так, как нам ответила ишимский эксперт, много сделавшая для сохранения памяти о восстании:

Вопрос: Вот сейчас куда склоняется население? Ну, вот вы, например, как для вас?

Ответ: Я, естественно, к памяти. Это однозначно.

Вопрос: Девятка, десятка?

Ответ: Десятка, я по полной программе все делала для того, чтобы сохранить память об этом событии. И с теми людьми, с которыми я общалась, — это было, может быть, лет уже около 10 назад — они тоже рассказывали многие, ничего не боялись, и они хотели именно рассказать, передать эту память. Это было. А сейчас, мне кажется… <…> Это мое мнение. Мое — это десятка.

Вопрос: Вот насколько забвение, если 10 — это память, а 0 — это забвение?

Ответ: Старики уходят, остается поколение — те уже, которые в 60‐е годы родились, они пока держат деревню. Дети их уже все почти в города уезжают — нет работы, нет денег, ничего нет. <…> А щас я думаю, что идет именно в эту сторону, и, может быть, если у нас 5 здесь, то я бы на 4 поставила — где-то 4 примерно. Мое впечатление такое.

Вопрос: А почему не 3? Не 2?

Ответ: Ну, потому что еще в основном держится поколение в деревнях, которые родились в 60‐е годы, еще учащиеся советской школы — они еще что-то слышали, и у них можно пробудить какой-то интерес. А дальше, их дети уже — они почти ничем не интересуются[481].

Интересным способом маркирования исторической памяти в публичном пространстве выступают «Метки события для наблюдателя». В нашем случае инструментом для наблюдения стали сувениры-магниты по теме восстания, которые продавались в музейной сувенирной лавке. Оказалось, что мы были первыми покупателями за два года, которые обратили на них внимание. В целом удивительно, что такие магниты вообще были изготовлены, так как это событие не имеет какой-либо привязки в городском пространстве, кроме памятника «Черный ворон» с неоднозначной коннотацией, находящегося на кладбище.

Отдельно упомянем о проективных методиках, которые также позволяют добиться желаемого результата. Для получения ответов на вопросы о необходимости сохранить память о событии и его участниках с помощью создания в воображении образа того, как он должен выглядеть, где находиться, на чьи средства создаваться и пр., может быть использован «Образ и место памятника участникам восстания».

Интервьюер предлагает описать памятник участникам восстания, это один или два разных памятника и почему. И где он должен находиться — в центре села, рядом с памятником героям Великой Отечественной войны, на кладбище или совсем в другом месте.

Ил. 3. Фрагмент работы художника Р. Симанова, г. Ишим (фрагмент утраченной росписи. 2001 г.). Изображение было частью экспозиции «1921 год» в Ишимском историко-краеведческом музее. Художник расписал стены и потолок помещения, где находилась экспозиция. После переезда музея в другое здание, так как росписи невозможно было перенести на новое место, они были закрашены во время ремонта новым владельцем помещения. Сейчас наиболее полные изображения росписей остались в фотоархиве Г. Крамора, ученого секретаря МАУК «Ишимский музейный комплекс им. П. П. Ершова»

Вопрос: А вот как помнить тогда, может быть, надо поставить им какой-то памятник?

Ответ: А у нас памятники есть.

Вопрос: Но они в Синицыно.

Ответ: В Синицыно. А потому что у нас, видите, у нас здесь было [восстание], а расстреливали-то там. Жертвы, жертвы, там, там памятники.

Вопрос: То есть памятник должен стоять на расстрельном месте, на ваш взгляд, да?

Ответ: Да.

Вопрос: А может быть, в селе тоже надо поставить? Просто не все добираются до Синицыно, да, мне кажется?

Ответ: Ну да, но знаете, сейчас такое время, сейчас вот, конечно, были и не против у нас здесь это поставить, но…[482]

Ключевые вопросы, позволяющие перейти к этой теме: «Почему так много памятников героям и жертвам Великой Отечественной войны, а памятников участникам Гражданской войны так мало, а участникам крестьянских восстаний еще меньше? Как он должен выглядеть, где находиться, на чьи средства создаваться?»

Вопрос: А вот скажите, вот это интересно, ну, вот у вас, я как понимаю, в селе есть памятник только борцам с кулаками?

Ответ: Да-да-да-да, погибшим.

Вопрос: А вот нужно памятник построить вообще, как бы и тем, кто повстанцы?

Ответ: Да, я бы за то, чтоб вот сюда мы приходили и почитали их.

Вопрос: То есть рядом поставить или вместе, один на всех?

Ответ: Вот, ну, конечно, к нам никто не поедет, но вот это надо их рядом, просто вот рядом поставить. Не один на всех, а… рядом поставить, чтоб…

Вопрос: Не надо один?

Ответ: …что эти за свое боролись, а эти за