– Ее сердце.

Мои слова она восприняла более бесстрастно, нежели я ожидал. Когда я произносил их, они казались мне такими потрясающими.

– Буквально? Получила его как трансплантат? Что ж, это многое объясняет. Объясняет, почему она знает вас девять лет, а также всего несколько месяцев. А еще это объясняет, почему вам так тяжко отпустить его.

А я думал (самонадеянно, если честно), что этот сеанс будет целиком посвящен Виде и ее местонахождению и никак не затронет меня и моих собственных недостатков. Но об этом я не сказал.

– Значит… она в машине, – сказал я вместо этого. – Вы знаете, куда она направляется?

– Нет.

– Ох. Совсем погано.

– Она не знает. Если она решила, тогда я могу узнать, могу и нет. Трудно сказать. Легче с тем, что она чувствует, чем с тем, где она находится и куда направляется. Так что я не в силах рассказать вам о том, чего она не знает.

– Вы хоть что-то ощущаете, что могло бы мне помочь узнать, где она сейчас?

Изабель долго глубоко дышала. Я смотрел на нее и думал, какую же даль я отмахал, чтобы попасть сюда. Впрочем, ничьей вины в том нет, кроме моей собственной.

– Там жарко. Я определенно чувствую жару. Пустыня, должно быть. Она ищет вас, – сказала Изабель. Вдруг. Уверенно. Словно это и был тот твердый ответ, за которым я сюда и приехал.

– С чего бы это ей? Она знает, где я.

– Да. Она знает, где вы. Только она чувствует, что есть какое-то другое место, где искать вас. И, может быть, в то же время и часть самой себя. Жаль, не могу выразиться понятнее, но, как и говорю, я могу изъясняться настолько же ясно, насколько ясно ей. А многое из этого ей все еще не открылось. Но одно могу сказать наверняка: то, что Вида ищет, крепко связано с вами.

И, одолевая эмоциональное недовольство этими довольно общими сведениями, я должен был еще раз взять себя в руки и дознаться до чего-то определенного. Того, что на самом деле помогло бы.

– Можете сказать хоть что-то о том, куда она направляется? Вот вы сказали, трудно определить точно, где она. А потом говорите, что там жарко, как в пустыне. Вы можете сообщить мне хоть какую-то мелочь о том месте, какое она пытается отыскать?

Она закрыла глаза и вздохнула. И произнесла:

– Простор.

– Простор?

– Точно. Что-то громадное и прекрасное.

– Значит, какое-то место по-настоящему большое.

– Воспринимается слово простор. Просторно и прекрасно.

Я сглотнул несколько раз, гадая, закончен ли сеанс.

– Оставьте мне номер своего телефона, – попросила Изабель. – Если узнаю больше, я вам позвоню.

– Благодарю. У вас ручка есть?

Я вытащил бумажник из заднего кармана брюк и достал из него свою одну оставшуюся визитку. На ней был напечатан только номер моего домашнего телефона, я же хотел записать на обороте еще и номер мобильника. Дорога домой предстояла долгая, а еще и с Майрой подумывал повидаться перед отъездом, так что я хотел услышать новости как можно скорее. На тот случай, я хочу сказать, если бы новости появились.

Изабель тяжело поднялась на ноги, и сопроводить ее на кухню разом поднялись все три собаки. Вернулась она, протягивая карандаш с ярким лиловым ластиком, приклеенным к верхнему его концу.

– Спасибо, – сказал я и написал на обороте визитки номер мобильного телефона. – Я действительно признателен вам за время, которые вы потратите на это. У меня такое чувство, что это не пройдет для вас бесследно.

Она вновь опустилась на диван.

– Вам не понять, – вздохнула Изабель. – Только это было легко. Не то что следующий сеанс. Следующий будет адом. Я уже знаю, что их ребенок умер. Жаль, что нет никакого выхода из этой следующей встречи. Но я дала обещание, и теперь возврата нет.

– Сочувствую.

– Сама себе сочувствую. Да и им сочувствие понадобится.

Я не знал, что сказать, и понял, что очень хочу уйти.

– Видимо, мне следовало бы заранее спросить об этом… – я примолк, надеясь, что она закончит фразу за меня. Избавит меня от необходимости спрашивать. Но по ней совсем нельзя было сказать, что она понимает, к чему я клоню. – Сколько вы берете за это?

Похоже, она искренне опешила:

– Беру?

– Вы же не…

– Я не делаю этого за деньги.

– А-а. Прошу прощения. Я просто полагал…

– Я делаю это, потому что в этом есть нужда, а не многие способны на такое.

– Прошу прощения. Просто я… на что же вы тогда живете? Хотя это совсем не мое дело.

– Я работаю в телефонной компании. Сегодня у меня выходной.

Я потерял дар речи. И сильно изнемог от своих бесконечных вылазок в бессловесность, территорию, мне доселе неведомую. Когда-то слова были моей сильной стороной. Отличительной чертой.

– Я вижу большой градусник, – сказала Изабель. – Только не думаю, что вам это очень поможет.

Я невидяще уставился на нее. Подумал, что она хотела сказать, что намеревалась приобрести большой градусник. Если я был прав, то это могло бы претендовать на титул самого нелогичного заключения столетия.

– Прошу прощения?

– Там, где она. Там, похоже, есть большой термометр. Только, по правде говоря, никак не пойму, что в нем такого или как это приблизит вас к тому, что вам нужно.

– А-а. Спасибо и на том. Я действительно у вас в неоплатном долгу, – сказал я безо всякой уверенности, целиком это правдиво или нет. Вся эта катавасия ничуть не приблизила меня к тому, куда я так рвался отправиться.

– Рада помочь. Самое лучшее, что вы можете сделать, это поблагодарить меня, не хочу казаться грубой, но мне нужен хороший отдых до того, как появится следующая пара.

– Разумеется, – сказал я. – Еще раз большое спасибо.

– Я позвоню, если будут новые сведения.

– Благодарю вас.

Изабель и ее древние собаки проводили меня до двери.

Опять пошел дождь. Довольно сильный на этот раз.

Только я пустился было бегом под проливным дождем по дорожке, как услышал, что Изабель окликнула меня по имени:

– Мистер Бейли.

Я остановился и обернулся. Проклиная себя за глупость, так и встал, без шляпы или пальто, промокая насквозь. Она стояла в открытом дверном проеме, одной рукой придерживая дверь. Собаки держались рядом, разглядывая меня с умеренным воодушевлением. По-прежнему дружески виляя хвостами.

– Да? – бросил я, надеясь отделаться поскорее.

– Не хочу лезть в душу, но что за связь с той другой женщиной? Не той, о какой мы толковали. Какой-то другой. Недавней. Что это?