Оленька замотала головой и спряталась за маму.

– Иди, солнышко, поздоровайся. Бабушка пришла, – Шура подтолкнула девочку вперед.

Оленька подошла к Лидии, посмотрела на нее, и та, вынув из сумки большую плитку шоколада, протянула ей.

– Пасиба, – девочка улыбнулась.

– Какая ты умница, Оля. Такая воспитанная девочка и так хорошо говоришь, – свекровь поцеловала Оленьку в щечку.

– Иди, Оленька, поиграй. Шоколадку положи, потом с молочком на полдник съешь. Может, чаю, Лидия Борисовна?

– Нет, Шура, спасибо. Буду собираться. Все мы с тобой обсудили, Олечку повидала, пойду. И вот что еще, Шура, Борины вещи. Если тебе не хочется, чтобы он приходил, собери сама, а Сережа заберет.

– Да нет, почему? Пусть приходит и сам берет все, что ему нужно. Если ему неприятно меня видеть, пусть придет днем, когда я в институте. Это пока вроде его дом?

– Ну хорошо, я передам. А двадцатого февраля в суд, не забудь. Я тебе позвоню накануне.

– Так быстро? Сначала вроде заявление должны подавать на развод?

– Да уже все за вас сделали, только в суд сходить. Я позвоню тебе. До свидания, Шура.

– До свидания, Лидия Борисовна.

Когда закрыла за ней дверь, прошла в комнату и легла на диван вниз лицом. Хотелось плакать, но слезы, которые щипали глаза час назад, как будто высохли навсегда. Слез не было, была черная, глухая тоска. Залезла на диван Оленька, тормошила, смеялась, думала, это такая игра, но у Шуры не было сил ответить ей. Оленька возилась, а потом подлезла под мамину руку и притихла. Так и лежали обнявшись, пока не стемнело. Слезы пришли ночью, когда уложила Оленьку, перестирала белье и легла спать. Уткнулась головой в Борькину подушку и заревела громко, навзрыд. А потом заснула глубоким, тяжелым сном, как будто провалилась в темноту.

Борька забрал вещи днем, когда Шуры не было дома.

– Боря приходил, – сказала няня. – Вещи забрал.

– Да, я знаю, – ответила Шура.

Потом заглянула в шкаф, он был полупустой. Как много у Борьки вещей! Он забрал все свои книги и журналы на английском и французском языках, музыкальный центр и кассеты. А проигрыватель и пластинки оставил. Взял зачем-то Шурину фотографию, которая всегда стояла на полке. Борька сам снимал, обыкновенной «мыльницей», но фотография получилась хорошая, Борька ее даже в рамку вставил. Шура там стоит, прислонившись к дереву, о чем-то задумавшись, лицо спокойное… А на обратной стороне написано: «Моя маленькая Марина Влади. 1979 год». И правда, очень похожа. Зачем взял? Может, случайно? Жалко, ей фотография нравилась… Вот и все. Закончилась Шурина семейная жизнь. Пришлось рассказать маме, немного скрасив неприятные моменты. Об условии, которое поставили Борьке родители перед свадьбой, не сказала. Не хотелось, чтобы он выглядел предателем. Ведь любил тогда, любил очень сильно, она же знает, а согласился с родителями – значит, предал уже тогда, до свадьбы. Маме сказала, что не получилось семейной жизни, неинтересно Борьке с ними. Да и влюбился, похоже, в кого-то. Разладились отношения. Ольга Николаевна расстроилась, обняла ее и заплакала. Потом сказала:

– Ничего, Шурочка, что же делать? Видно, не дорос еще до семейной жизни, боится ответственности, да и не нагулялся еще. Бог с ним. Не держи на Борю зла. А мы не пропадем.

– Конечно, не пропадем, мамочка. Лидия Борисовна сказала, что будут помогать по-прежнему, пока я институт не закончу. И няня, и деньги… Квартиру нам оставляют, внучка же она им.

– Ну, вот видишь! Хорошие люди, порядочные. А за Борю они не в ответе. Не переживай, доченька. Жалко, что Оленька без отца расти будет, но, может, все устроится. Ты такая красавица у меня, встретишь еще хорошего человека, обязательно встретишь.

– Вряд ли. Не хочется Оленьке отчима. Помнишь, как нам с тобой безрадостно было?

– Ну, вспомнила… За военного не надо выходить, тем более за комитетчика. Вася был неплохой человек, хотел, как лучше, но уж очень сухой, педантичный. Не умел радоваться, тепла давать… Своего ребенка хотел, а я – нет, вот и не вышло у нас ничего хорошего. Да и время тогда совсем другое было. Ты так не настраивайся, Шурочка. У тебя-то все будет хорошо, вот увидишь.

– Не знаю, мамочка, больно очень. Я ведь люблю его.

– А может, он еще и вернется, доченька? Погуляет и поймет, что все это несерьезно, так, ерунда… Как можно от такого ребенка уйти? Да и лучше тебя он вряд ли найдет. Так бывает, Шурочка. Надо прощать. Боря мальчишка еще, а мы, женщины, взрослеем быстро. Особенно когда дети есть. Вдруг все еще и наладится у вас? Ты не переживай, Шурочка, все будет хорошо.

От маминых слов в душе появилась надежда. Слабенькая, но все-таки стало легче. Вдруг правда Борька поймет, что любит ее? Мать его запутала с этим дурацким условием, он и сдался. А время пройдет, и поймет, что без них все не так, без нее и без Оленьки. Борька любил ее, не могло же это исчезнуть так быстро! И ребенка любит, не может не любить… А если мать пригрозила, что не будут помогать им? Ни няни, ни денег, квартиру отберут? Он и испугался, за них испугался. Борька и правда мальчишка, да еще избалованный. Какой с него спрос? Фотографию зачем-то взял? Значит, Шура ему не безразлична? Последнее время между ними кошка пробежала. Зря она так, сама виновата… Мама говорит, надо прощать. Зачем было затягивать эту дурацкую ссору? Вот свекровь и воспользовалась моментом. Ничего, мама права, надо подождать, вдруг вернется? И эта тайная надежда утешала Шуру долго, до самой Борькиной свадьбы. Понимала, что ничего этого не будет, но, сама себе не отдавая отчета, надеялась, а вдруг… И это помогало ей перенести разрыв и свое одиночество.

Ну, а Нелька отнеслась к новости без всякого трагизма. Ей Шура рассказала все, как было.

– Слабак и трепло самовлюбленное, вот кто твой Борька. Дурак! Поиграл в семью… Ну и черт с ним, Шурик, забудь! С таким приданым – принца отхватишь, – засмеялась Нелька. – А Лидия – молодец, не ожидала! Как ни крути, Шурка, а это поступок. Не мелочились, все тебе оставили, да еще помогать собираются. Везет тебе, Шурка! Жаль, что ты у меня такая рохля. Мне бы твою внешность да квартирку в придачу – я бы такого мужика окрутила! А ты сопли разводишь. Кончай, Лазарева, все у тебя в порядке. Этот дурак еще сто раз о тебе пожалеет. Тоже мне, сокровище! Было бы о ком переживать, Шурик, не плачь.

Как всегда, после Нелькиных слов все стало казаться не таким мрачным, и Шура пошла на суд спокойно, без горечи. И с Борькой встретилась спокойно. Подписали бумаги, вся процедура заняла не больше двадцати минут. «По обоюдному согласию и без взаимных претензий» – так зачитала судья. Из зала вышли вместе.

– Ты к метро? – спросил Борька. – Тогда пойдем?

– Пошли, – спокойно ответили Шура.

– Как у тебя дела, как Оленька?

– Все нормально, и Оленька здорова.

– Мать сказала, что теперь ее к нам привозить будут?