– То есть, – перебил Андрей, – это значит, что я так и останусь тут навсегда?!

– Не торопитесь, – сказал Антон Михайлович. – Я повторюсь, что почти все, о чем я говорю, лишь домыслы. Постарайтесь представить, что некое, совершенно чуждое нам существо, почти не понимающее законов нашего мира, попало сюда по ошибке из… Ну, скажем так, из другой параллельной реальности, как бы странно это ни звучало. Оно не имеет понятия, по каким принципам выстроена наша реальность, однако стремится создать нечто знакомое для себя, согласно представлениям и некоторым первоначальным данным о нашем мире, которые оно все же смогло тем или иным образом изучить. Можно предположить, что в понимании или, скорее, восприятии этих данных ей помогли люди, например, печально известный Алексей Москарев. Отчасти это объясняет, почему он – единственный известный мне человек, способный принимать ее сигналы, если, конечно, он верно их истолковал. Я полагаю, что та, кого он называл Матерью, хотя мне ближе понятие Бездна… Позже я объясню почему… Прекрасно выстраивает причинно-следственные связи, однако не обладает глубоким пониманием человеческого существа.

Андрей снова удивился осведомленности собеседника. Выходит, он тоже читал записи Москарева, а это значит, что отец Лизы был не единственным.

Антон Михайлович торопливо продолжал, будто зачитывая лекцию.

– Кто же она такая? Неведомая сила, бывшая тут всегда и которую большинство людей просто не видит и не чувствует, или же нечто чужое, попавшее в наш мир из совершенно иного пространства, времени, места? Мне ближе второй вариант, он же представляется мне более логичным. Мне думается, что Мать – просто испуганное существо, случайно провалившееся в наш мир, подобно тому, как в чужой мир провалились мы с вами. Может статься, это существо, обладающее неизвестной нам силой, ужасно напугано этим чуждым для нее, но привычным для нас миром. Оно не понимает его и пытается подстроить под себя. Собирает из отдельных кусков, будто мозаику, воссоздает нечто знакомое себе. Но, поскольку наш мир и мир Бездны различны до той степени, которую мы даже не способны понять, выходит уродливая копия, абсурдное подражание и кошмар для любого нормального человека.

– В своих записях Москарев то и дело говорит о существовании некого плана, – сказал Андрей. То, о чем повествовал Антон Михайлович, потихоньку распутывало клубок, который распутать, казалось, невозможно. Но оно же и порождало новые вопросы. – Ведь для чего-то же он убивал всех этих людей? Вырезал числа. Он, даже будучи мертвым, умудрился убить моего друга.

Антон Михайлович удивленно посмотрел на Андрея через стекла очков.

– Вашего друга?

– Да. Сегодня он пришел ко мне, уже… измененный. И на его лбу тоже было число. Может, вы объясните, с чем это связано? Почему убитые меняются?

– Все те же действия Бездны. Видимо, из живого материала она также пытается слепить нечто похожее на понятных ей существ. Но получается у нее все то же уродство. Полагаю, Москарев никак не мог убить вашего друга. Как раз таки по причине того, что он для Москарева недосягаем.

– Но эти числа на лбу… Кто еще мог это сделать? Подражатель?

Антон Михайлович покачал головой, задумчиво глядя в каменный потолок, едва освещенный тусклой лампочкой.

– Мне и самому это интересно. Но уверяю, что Москарев этого не делал. Он мертв в нашем мире и заперт в этом, и, в отличие от меня, не способен выбраться. Боюсь, и я вскоре потеряю такую возможность… К тому же не переоценивайте его. Он всего лишь инструмент, но не причина.

– Но зачем он делал все это? Зачем были эти убийства? Странные загадки…

– Москарев несчастный человек, – ответил Антон Михайлович. – Конечно, это не оправдывает все те ужасные вещи, что он совершил. Я вижу причину всех бед, что он навлек на нас, в неверном понимании. Какие бы сигналы ни посылала ему Бездна, он истолковывал их сообразно собственному представлению и не совсем ясному рассудку.

– То есть вы хотите сказать, что все эти жертвы не были тем, что требовала от него Бездна? – Андрей сам перешел к новому названию для Матери. Он стал действительно воспринимать ее как нечто живое, что окружало их прямо сейчас, и, возможно, внимательно вслушивалось в разговор, но, если верить словам историка, совсем не понимало беседы. Если, конечно, она могла слушать в привычном понимании этого слова.

– Я не знаю точного ответа на этот вопрос. Однако факт в том, что она все же приняла эти жертвы, сумев слепить из них нечто очень странное. Полагаю, она желала получить этих людей, а Москарев в качестве простейшего решения выбрал их убийство. Как раз думая над этим, я понял, что в том, какой со временем становилась Бездна, во многом вина Москарева и подобных ему людей. Убийства, жертвы… Это ненормально! Но мы, люди, решили, что именно этого хотят боги. Она же приняла это как данность. Работала с полученным материалом. Мы сами виноваты.

– А зачем было вырезать на лбу числа?

– Тут мы снова возвращаемся к неверной интерпретации посланий Бездны. Наличие чисел – это некое отражение сути самого Москарева, любившего загадки. Может, он и закладывал в них некий смысл, но стоит ли искать его в посланиях безумца?

Андрею показалось, что эту мысль он уже слышал или даже обдумывал сам. Поерзав на неудобном стуле, он подпер голову руками и тихо сказал:

– Какой-то бред. Вы уж извините!

– Согласен. Но лишь на первый взгляд, – ответил Антон Михайлович и в его руках, словно из ниоткуда, возникла трубка, которую он принялся старательно набивать табаком из кисета. Видимо, и то и другое он как-то незаметно успел вызволить из груды хлама на столе.

– Все равно я не могу выстроить цельной картины, – сказал Андрей. – Хорошо, пусть Мать или Бездна, не важно, – живое существо. Чуждое нам. Она пытается воссоздать некий мир. Но неужели она не понимает, что ничего не выходит, и продолжать не стоит?! Бессмыслица какая-то.

– А что ей остается делать? – Антон Михайлович попыхивал трубкой, и по нише стал расползаться аромат табака. – Уйти она не может, она примерно в том же состоянии, что и вы. Потеряна, одинока… Хотя… – он махнул рукой. – Откуда нам знать, что она чувствует и как? Но все, что она способна делать, – только воспроизводить эту дурную реальность. Вы поймите, что все то, что кажется вам жестоким, страшным или мерзким, воспринимается ею иначе. Весь ужас, творящийся вокруг, все эти чудовища – это просто суррогат, возможно, напоминающий ей о доме. Не забывайте и о работе Москарева и черт знает еще скольких людей, которые могли на протяжении многих лет убивать ради нее. Будь она хотя бы немного близка к нам, то, возможно, могла бы обучиться, понять нас, наши чувства… Но она не может! Представьте себе ребенка – Маугли, которого с младенчества воспитывали дикие звери. А когда он вырос, некто подобрал его и кинул в цивилизованный мир. Этому ребенку уже никогда не стать прежним. Но в нашем случае все еще хуже. Для Бездны наш мир и мы сами столь непонятны, что она просто не способна нормально анализировать наши действия и поступки.