– Тогда и вытирайтесь им.

– А перчатки у меня не грязные, – обиженно добавила Анфиса.

– Ага, чистые, – передразнила её детектив, – вы при мне ими и за скамейку хватались, и снег трогали, и пальто своё поправляли.

– Ладно, ваша взяла, – сдалась Анфиса. – Я же мать, мне детей надо воспитывать, к чистоте приучать.

Мирослава невольно улыбнулась и хотела уже попрощаться, как Анфиса ухватила её за руку.

– Погодите ещё минутку, – попросила она.

Мирослава кивнула.

– У меня к вам просьба! Я очень прошу вас, найдите того, кто убил моего отца. Мы с Тихоном к деньгам тёти Иды ещё и от себя добавим.

– У вас же, насколько я знаю, сейчас сложности с деньгами, – осторожно проговорила Мирослава.

– Я могу продать серёжки, которые мне папа подарил. Они дорогие.

– Ничего не надо продавать, Анфиса. Тем более что скоро вы получите наследство.

– Ой, я даже и не думаю об этом, – простодушно призналась женщина.

– Отчего же?

– Потому что неизвестно, оставил ли мне отец хоть что-то.

– Вы были в ссоре?

– Нет, никогда. Просто папе мой Тихон был не по душе. Так что мог и не оставить ничего.

– А внуков он любил?

– Вроде любил.

– Так разве он мог их обделить?

Анфиса пожала плечами, а потом призналась:

– У Тихона мама заболела, так он запретил мне деньги у отца просить. Деньги Тихону дал его крёстный. Но он их семье даже и не родственник.

– Как же не родственники, если крёстный?

– Я имею в виду, не кровный родственник. Ещё часть денег сотрудники на работе у Тихона собрали. Его там все любят. Но мы уже выставили на продажу дом, что матери Тихона от её троюродной бабушки по наследству достался. Мы сначала там хотели хорошую дачу отстроить, чтобы летом на ней с детьми жить. Но, видно, не судьба.

– Анфиса, – Мирослава осторожно погладила руку женщины, – я бы на вашем месте посоветовала мужу повременить с продажей дома, у меня нет сомнения, что отец ваш разделил своё добро между наследниками и вас он точно не обделил.

– Я попробую сказать мужу, – нерешительно проговорила женщина, – но мой Тихон, он очень щепетильный и ранимый.

– Ничего, – улыбнулась Мирослава, – пора вашему Тихону шкуркой потолще обрастать.

Волгина уже вышла из сквера, а молодая женщина всё сидела и смотрела ей вслед, а потом спохватилась.

– Ой, чего же я сижу? Мне же к Олегу в больницу бежать надо, – и её как вихрем снесло со скамейки.

Сама Мирослава после общения с Анфисой испытала облегчение. Всё это время где-то в глубине души у неё оставались смутные сомнения относительно нее и Тихона. Но теперь они растворились без остатка.

Мирослава решила, что раз она уже в городе, то лучше поговорить сначала с Александром Алфёровым, а потом уже ехать в посёлок и вытрясать информацию из Варвары Метёлкиной.

Дома у Алфёрова оказалась только его мать, которая приходила по будням сидеть с ребёнком. Когда Мирослава рассказала ей, что интересуется Эдуардом Твердохлёбовым в связи с убийством его отца, пожилая женщина долго охала и сокрушалась. Она подтвердила, что её сын в подростковом возрасте и даже позднее общался с Эдиком. Сначала, по словам матери Александра, у Твердохлёбовых была замечательная семья, вот только Розалия Павловна сильно баловала сына, чем и испортила его. Потом семью оставил отец, и Эдик совсем с катушек слетел. Тут-то Саша и перестал с ним общаться. Общих интересов у них к этому времени уже не было. Саша учился, работал, потом нашёл себе хорошую девушку и женился.

– Теперь я им с Оленькой помогаю за детьми присматривать, – проговорила женщина. – Но если вы непременно хотите поговорить с Сашей, я могу дать вам его телефон. Не сомневаюсь, что он согласится поговорить с вами.

– Буду вам очень благодарна, – сказала Мирослава.

Александру Алфёрову она позвонила из машины, объяснила, кто она и зачем он ей нужен.

– Мы, конечно, можем встретиться, – удивлённо проговорил Александр, – но я так давно не видел Эдика, что даже и не знаю, чем могу вам помочь, а дядю Никифора мне жаль. Моя мать считает, что это он виноват, что судьба Эдика пошла под откос, но я с ней не согласен.

– Почему?

– Потому что Розалия Павловна с самого детства во всём потакала сыну, вот он и вырос таким.

– Каким?

– Считающим, что ему все всё должны. А жизнь устроена совсем иначе. Я пытался образумить Эдика, говорил ему, что он уже большой мальчик и пора думать своей головой и самому строить свою жизнь. Но он разозлился, заявил, что не желает горбатиться всю жизнь на чужого дядю, как некоторые идиоты, имея, конечно, в виду меня. Я тоже обиделся и сказал, что стыдно такому лоботрясу сидеть на шее у отца с матерью, ноги-то уже по полу возятся. Тогда Эдик послал меня куда подальше, и больше мы с ним не виделись.

– Что ж, спасибо вам, Александр, – сказала Мирослава.

– Не за что, если понадоблюсь ещё зачем-нибудь, звоните.

И они распрощались, вполне довольные друг другом.

Мирослава решила отложить разговор с Метёлкиной на завтра. Начиналась метель, и она решила вернуться домой, пока совсем не распогодилось. Пока она ехала по дороге в направлении из города, ветер ударял в бок автомобиля, а когда выехала на шоссе, он принялся бросать пригоршни снега на лобовое стекло. Мирослава смотрела на непрерывную работу дворников и думала о том, что к вечеру шоссе завалит снегом. Если метель прекратится хотя бы к середине ночи, то техника к утру расчистит дорогу. А если нет, то, пожалуй, она и завтра не доберётся до Варвары Метёлкиной.

Въехав на свою территорию, Волгина заметила следы от шин, уже полузанесённые снегом. «Кого это принесло, – подумала она, – в такую погоду». Новых клиентов они не ждали, так как не брались за новое дело, пока полностью не раскрывали прежнее. Тётя с дядей и друзья о своём приезде предупреждали заранее. Даже если они не могли дозвониться до неё, Морис всегда был в курсе и умудрялся найти возможность предупредить её. Только войдя в дом, она поняла, почему он ей не позвонил – потому, что приехал Шура Наполеонов. А Шура был не просто другом, а почти что частью их странного семейного союза. Так что предупреждать о его появлении было не принято так же, как оповещать о заходе или восходе солнца.

Но Мирослава всё-таки решила выразить своё удивление:

– Ты не на работе?

– Где твоё здравствуй, мой любимый и родной?! – выразил своё возмущение Наполеонов.

– Здравствуй, Шурочка, – улыбнулась Мирослава.

– Здравствуй, Славочка, – буркнул Наполеонов в ответ.

– Так почему ты не на работе?