* * *

Мы еще поплавали и вернулись к Ласэну, где подкрепились, а потом сидели и непринужденно болтали. Уставшие от отдыха – бывает и такое, – но вполне довольные, мы возвращались в поместье. На обратном пути я внимательно наблюдала за Ласэном. Мы ехали по широкому лугу, поросшему сочной весенней травой. Тамлин вырвался вперед, я же намеренно попридержала лошадь, чтобы поравняться с Ласэном.

Его металлический глаз сощурился, второй настороженно поглядывал на меня.

– Ну? – спросил он.

Этого «ну» мне хватило, чтобы не говорить о его прошлом. Я ведь тоже ненавидела жалость. Ласэн еще плохо знал меня, и потому мои самые искренние слова – в душе я действительно сопереживала его горю – вызвали бы лишь презрение и поток колкостей.

Я дождалась, пока Тамлин отъедет на достаточное расстояние, где даже его острый фэйский слух не уловит моих слов.

– Забыла тебя поблагодарить за советы насчет поимки суриеля.

Ласэн напрягся.

Тамлин ехал не останавливаясь. Удивительно, как легко лошадь несла на себе его могучее тело.

– Если ты по-прежнему хочешь моей смерти, придумай что-нибудь похитрее, – тихим, почти равнодушным тоном сказала я.

Он шумно выдохнул:

– У меня не было таких намерений.

Я выразительно посмотрела на него.

– Но слезы проливать бы не стал, – добавил он.

И не соврал.

– Но то, что с тобой случилось…

– Я пошутила, – сказала я и усмехнулась.

– Сомневаюсь в твоей способности так легко мне это простить. Я же послал тебя в очень опасные места.

– Ты прав. Легко простить я не могу. Мне и сейчас хочется отходить тебя плеткой за то, что не все рассказал про суриеля. Но и тебя я могу понять. Кто я для тебя? Самоуверенная человеческая девчонка, убившая твоего друга. И теперь эта девчонка живет с тобой под одной крышей, и тебе против воли приходится с ней общаться. Я понимаю тебя, Ласэн.

Он умолк. Я думала, что не дождусь ответа, и уже собиралась пришпорить лошадь, когда Ласэн заговорил:

– Я узнал от Тамлина. Первый раз ты стреляла, спасая жизнь суриеля, а не свою.

– Мне почему-то не захотелось оставлять его нагам на забаву.

Впервые Ласэн не посмотрел, а присмотрелся ко мне. Впервые задумался над услышанным от меня.

– Я знаю изрядное число фэйской знати и фэйри других сословий, которые поспешили бы убраться оттуда и не почесались бы спасать какого-то суриеля.

Ласэн что-то снял у себя с пояса и бросил мне. Я с трудом сумела поймать его подарок и при этом удержаться на лошади. Это был охотничий нож, рукоятку которого украшали драгоценные камни. Я вертела неожиданный подарок в руках, разглядывая. Он был очень искусно сделан и не менее искусно выверен.

– Я слышал твой крик, – признался Ласэн. – Но замешкался. Недолго, правда, но Тамлин сумел меня опередить. И все равно, опоздав на несколько секунд, я нарушил слово, которое тебе дал.

Кивком подбородка Ласэн указал на нож:

– Теперь он твой. Только, пожалуйста, не всаживай мне его в спину.

На следующее утро привезли краски, кисти и все остальное. Уж не знаю, где и каким образом Тамлин сумел это так быстро раздобыть. Мне не терпелось развернуть, потрогать и понюхать сокровища, однако Тамлин сказал, что вначале мы немного прогуляемся. Он повел меня по коридорам в ту часть здания, где я ни разу не бывала даже во время ночных блужданий. Я сразу поняла, куда мы идем. Мраморные полы сверкали чистотой, – должно быть, их совсем недавно вымыли, а из открытых окон пахло розами. Все это Тамлин сделал для меня. Можно подумать, что пыль или паутина могли испортить мне впечатление.

Мы остановились возле старинных двустворчатых дверей. Тамлин слегка улыбнулся.

– Зачем… зачем нужно было тратить время и силы на уборку? – выпалила я.

Его улыбка погасла.

– Здесь очень давно не было тех, кому все это интересно. Мне приятно, что галерея больше не пустует.

Я не знала, любит ли Тамлин живопись. Слишком много сторон его жизни связано с кровью и смертью.

Он открыл двери, и я замерла…

Светлые деревянные полы сверкали чистотой. Из окон лился яркий свет. Мебели в просторном зале было совсем немного: несколько стульев и скамеек, чтобы присесть и неторопливо разглядывать…

Я едва замечала, что переставляю ноги. Глаза видели только картины.

Их было великое множество, безупречно сведенных в одно целое. Столько различных взглядов на мир – обстоятельных, быстрых, неожиданных. Со стен на меня смотрели пейзажи, портреты, натюрморты… Каждый делился своей историей, каждый предлагал свое восприятие. Одни картины кричали, другие – шептали или пели. Они рассказывали о запечатленном мгновении, о чувствах, которые владели художником в тот миг. Картины были вызовом, брошенным неумолимому времени… хотя время в Притиании текло совсем по-иному. Некоторые художники смотрели на мир почти моими глазами. Их сочетания красок, их формы и линии я понимала достаточно легко. Встречались картины, написанные в совершенно неожиданных тонах, о существовании которых я даже не подозревала. Это был другой, незнакомый мне взгляд на мир. Такие картины служили воротами в разум художника, резко отличающийся от моего собственного. И тем не менее я смотрела на его картину и понимала, что́ он хотел сказать. Более того, я понимала его чувства, радости, заботы и тревоги.

– Никогда бы не подумал, что люди способны…

Тамлин не договорил. Я повернулась к нему, и моя рука, застывшая на шее, скользнула к сердцу. Оно переполнилось неистовой радостью, пронзительной грустью и смиренным восторгом перед столь великолепным искусством.

Тамлин стоял у дверей, запрокинув голову, как зверь. Похоже, мое поведение снова его удивило.

Я вытерла мокрые щеки.

– Это… – начала я и замолчала.

Что я могла сказать? Слова вроде «прекрасно», «удивительно», «превосходит всякое воображение» не передали бы моего состояния.

– Спасибо, Тамлин, – тихо сказала я, прижимая руку к сердцу.

Мне не хватило бы слов, чтобы поблагодарить его за сказочный подарок: позволение сюда прийти.

– Приходи сюда, когда захочешь.

Я улыбнулась ему. Уже не помню, когда у меня было так светло на душе. И он ответил мне осторожной, но тоже светлой улыбкой. Не желая мешать, Тамлин ушел и оставил меня наедине с галереей.

Не знаю, сколько времени я в ней провела, упиваясь искусством без меры. Я бы оставалась там еще, но у меня закружилась перегруженная впечатлениями голова. Следом о себе напомнил голодный желудок.

Перекусив, я пошла с Асиллой в комнату на первом этаже. Большой стол посередине был завален холстами всех размеров. Рядом лежали кисти, поблескивая деревянными лакированными ручками. И краски. Я никогда не видела такого изобилия баночек с красками. Я-то думала, что Тамлин закажет лишь основные четыре цвета… У меня в который раз за этот день сдавило горло.