Взгляд Жеки непроизвольно упал на индикатор топлива. Бля! Надо заезжать на заправку.

И снова глушить мотор.

Кофе и сигареты — солдатский завтрак.

Евдокия Дементьевна начала ругаться, увидев, что внук не собирается есть разогретые ею драники, но потом, приглядевшись к Марку, оставила это занятие. Она, вообще, была все понимающей старухой. Села рядом на скрипучую табуретку, лихим щелчком выбила сигарету из лежащей перед Марком пачки «Лаки Страйк», прикурила.

— Женился бы ты на Ольге, — сказала она, выдыхая дым, и внимательно посмотрела на Марка. — Сам же видишь, что хорошая девка.

Марк вздохнул, в три глотка допил кисловатый бразильский кофе из большой кружки. Когда Ольга ранним утром ушла на дежурство, он даже не проснулся.

— Не люблю я ее, бабуля, — сказал он.

— Ну… — развела Евдокия Дементьевна руками. — Если бы все друг друга любили… Одному тебе сейчас нельзя… И она тоже мается…

Марк встал.

— Идти надо, — произнес он. — Спасибо, бабуль…

— Вернешься к Ольге ночевать?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Как получится… Пока, бабуля. Я захлопну дверь.

Выйдя с общей кухни, он уже не видел, как Евдокия Дементьевна покачала головой, а потом пробормотала:

— Никто из вас для меня не безразличен…

Проходя по коридору к выходу мимо комнаты деда Стаса, дверь в которую была приоткрыта, Марк услышал запись с квакающими битами и пытавшимся звучать сурово пацанским голосом. «Верно! Совершенно верно! Все дело в твоих нервах. Изнутри тебя вырывается демон. Пришло твое время лезть на стены! Падшие бляди пополняют списки в преисподнюю, чьи имена не вспомнят…» Марк вздрогнул. Выйдя из квартиры, он почти бегом спустился по лестнице на первый этаж.

На улице, по сравнению со вчера, серьезно похолодало. Но лучшая теплая одежда — машина с заведенным двигателем.

Утро приближалось к полудню, превращаясь в хмурый воскресный день. Низкие растрепанные тучи стремительно неслись по небу, грозя пакетиком чая окунуть город в стихию. Ветер тащил по тротуарам Старо-Петергофского желтые листья и мусор субботней ночи, снося их в сторону Обводного, чтобы потом швырнуть в воду.

Вот так и его подхватило и несло. Только куда?

* * *

— Куда мы едем? — спросила Ольга.

Он не ответил, сосредоточенно пытаясь обогнать троллейбус.

— Марка! — позвала она. — Ты слышишь?

— Да, — ответил он.

— Я беспокоюсь. У тебя всего час назад кончился приступ… Как себя чувствуешь?

— Я в норме, — Марк оторвал взгляд от дороги и взглянул на спутницу. — Не волнуйся. В первый раз, что ли?

Он соврал. После припадка в голове гудело, а перед глазами опять и опять вставало тело Альки на каталке и рана, нанесенная топором, лежавшим на кафеле больничного пола. Он смаргивал это видение, но помогало плохо. Нога непроизвольно надавила на газ.

— Осторожнее! — попросила Ольга, тронув его за руку.

Кивнув, он резко сбросил скорость. Сзади резко засигналили. Через несколько минут Марк свернул с центральной магистрали и стал крутиться по узким улочкам, выискивая нужный адрес.

Кажется, это здесь. Старый дом, сделавший шаг назад с линии, на которой выстроились его соседи, выставил перед собой заваленный опавшими листьями чахлый скверик. К дому вел проезд, мощеный тротуарной плиткой. Вторая половина субботнего дня, а перед зданием полно машин. «Infiniti ЕХ37», серый «форд фокус» с ведомственными номерами и два «ягуара», отличающиеся друг от друга лишь окраской. Казалось, что банально-белый и банально-черный цвета превратили «ягуары» из автомобилей класса «премиум» в какие-то дорогие, но малополезные кухонные девайсы. Марк припарковался чуть в стороне, посмотрел на Ольгу. Попросил:

— Подожди меня здесь. Я скоро.

В массивных дверях он столкнулся с худым как скелет человеком в костюме. Тот, как показалось Марку, чуть испуганно отшатнулся и поспешно отвернул в сторону свое костистое лицо. Пока дверь не закрылась, Новопашин увидел, что «пиджак» подошел к «фокусу» и достал ключи.

На первых этажах дома по будням шел ремонт; у стен стояли пакеты со строительным мусором, из которых торчали старые оторванные плинтуса, а перила лестницы и ступени были покрыты бетонной пылью, в которой посетители протоптали тропинку. По этой тропинке Марк поднялся на третий этаж, где ему преградила дорогу еще одна дверь. Марк позвонил в видеодомофон.

— Вы к кому? — услышал он приятный женский голос.

— Э-э… К Ильясу, — ответил Марк.

— К Ильясу Анваровичу? — уточнил голос. — Вам назначено?

— Да, конечно, — сказал Марк, вспоминая, как, стоя во дворе больницы, едва очухавшись, охотился по карманам за трезвонящим телефоном. Звонил ему, как выяснилось, Джонни И.

— Проходите, пожалуйста.

Молодая светловолосая секретарша встретила Марка улыбкой и легким запахом парфюма, провела его в приемную, которая была бы более уместна в офисе банкира, а не наркоторговца — или кем там был этот Ильяс Анварович.

Минимализм. Никаких картин, никаких полок, никаких пылесборников. Жалюзи на окнах, паркет, оклеенные белыми обоями стены и недешевая мебель — низкий стол, черные кожаные диван и кресла вокруг него. На столе у одного из кресел — блюдце и чашка с недопитым чаем, на кресле — почти расправившаяся вмятина. От зада того «пиджака» из «фокуса»?

А еще в приемной были две девушки, глядя на которых Марк ощутил странное чувство — вроде иронии, помноженной на восхищение.

Выглядели они сексуально и одновременно опасно — как белые акулы в гигантском аквариуме или свежие, поблескивающие металлом и в смазке, модели огнестрельного оружия на подсвечиваемой витрине. Одна из девушек сидела в кресле, вторая стояла у окна и смотрела наружу через щели в жалюзи. Они казались сестрами, хотя явно ими не были. Обе высокие, стройные, с красивыми загорелыми лицами. Та, что стояла у окна, была одета в короткую юбку нимфетки в шотландскую клетку и короткую же и тесную мотоциклетную кожаную куртку, которая, когда была наглухо застегнута под воротник, наверняка, выгодно обтягивала грудь третьего размера. На ее ногах были длинные черно-красные полосатые гольфы и высокие ботинки — не армейские, а вроде тех, которые делают модные дизайнеры, задорого копируя стиль «милитари». Такие же ботинки и куртка были на той, что устроилась в кресле. Вместо юбки — джинсы. Сразу две пары. Обтягивающие темно-синие снизу, выглядывают в прорехи в более свободных голубых «трубах», надетых сверху. Та, что в юбке и в гольфах — со стрижкой каре иссиня-черных волос. Волосы той, что в джинсах — короткие, осветленные, закрученные в иглы, взъерошенные и выглядевшие так, будто их укладывали в прическу несколько часов. Если бы не славянские черты лиц, девушки были похожи на тех большеглазых и большегрудых героинь японских мультиков, при этом почему-то их совершенно искусственный — как будто отсюда они собирались на маскарад — имидж казался вполне естественным.