в твоей душе. Ты должен понять, что спасение в том, чтобы разбудить её.

– Я согласен с тобой, что идея Бога коренится в сознании каждого человека. Это не доказывает, что Бог существует, просто люди – женщины в большей мере, мужчины в меньшей – в определённые моменты жизни, когда ничего другого им не остаётся, склонны искать поддержку у иррациональных сил.

– То, что ты называешь идеей Бога, и есть вера, живущая в душе человека. Даже если он самому себе в этом не признаётся, – продолжал гнуть свою линию Андрей.

В ответ я решил привести ещё один аргумент.

– Всемогущий Бог, если он существует, мог бы легко разрешить наш с тобой спор. Ему достаточно только один раз написать огненными буквами на голубом небе: «Аз есмь!» – и всё! Всё! Проблема веры и неверия будет решена окончательно и бесповоротно, раз и навсегда. После такого ясного и неопровержимого доказательства даже я, отъявленный и убеждённый безбожник, плюхнусь на колени и примусь долбать лбом землю: «Боже милостивый, прости мя, грешнаго!».

Другой бы стал выкручиваться и пытаться уйти от ответа, но Андрею это было не свойственно – он, по простоте душевной, что думал, то и говорил:

– Я и сам удивляюсь, по какой причине Господь до сих пор так не поступил.

После этих слов мне стало понятнее, почему он вместо того, чтобы служить в храме, потрошит рыбу на местном заводе. Однако Андрей, хоть и не стал священником, всё равно, как и они, умеет находить ответы на любые вопросы. По его глазам было видно, что он задумался.

– Может быть, дело в том, что Бог ведёт к спасению не конкретного человека, а человечество в целом, – после непродолжительного молчания продолжил он, посерьёзнев, пожалуй, первый раз с начала разговора. – Тот или иной человек может не заслужить спасения, если в силу слабости своей веры он не выдержит испытания, которому подвергает его Господь. Ведь спасение должно быть подвигом. Бог сотворил человека свободной личностью, предоставив ему свободу выбора. Человек волен пойти по пути добра или зла, преодолеть искушения и соблазны или поддаться им. Добровольный, по зову души выбор в пользу добра, веры и Спасителя и есть подвиг. Подвиг духа. А если у тебя перед глазами бесспорное свидетельство существования Бога, то твой выбор определяется не верой, а рассудком. Разве это подвиг? Это просто пример рационального поведения, люди так поступают, преследуя свою выгоду. Какое отношение подобный поступок имеет к спасению души? Спаситель хочет от человека, чтобы тот сам, своей волей, сделал осознанный выбор в пользу…

Андрея на полуслове прервала запыхавшаяся девчонка, прибежавшая с другого конца посёлка.

– Дядя Андрей… Дядя Андрей! – Кричала она ещё издалека, в паузах между судорожными вздохами. – Иди скорей, там тебя женщины ждут!

– А что случилось?

– Наша Машка рожает!

– Уже рожает? – Всполошился Андрей.

– С ночи ещё!

Отец Андрюха, коротким кивком безмолвно извинившись передо мной, припустился бежать к фельдшерскому пункту с максимальной скоростью, на которую было способно его большое тело. Амплитуда, с которой раскачивалась сумка с продуктами в его руке, служила зримой иллюстрацией охватившего его волнения. Я тоже быстрым шагом отправился за ним, на ходу допивая пиво.

У фельдшерского пункта толпился народ – старушки, ребятня и несколько мужчин, пришедших, как и Андрей, после ночной смены. Все переживали за незнакомую мне Машу. Отец Андрюха объяснял обступившим его старушкам, кому и как надо молиться, чтобы раба Божия Мария благополучно разрешилась от бремени:

– Просить о помощи надо Богородицу. Однако не столь важно, перед какой иконой преклониться в молитве, главное, чтобы молитва была искренней.

– Не сомневайся, вымолим мы Машке помощь от Богородицы, – уверили его старушки и засеменили по домам, к своим иконам.

– Она молодая совсем девка, первый раз у неё, да очень трудно идёт, – судачили в толпе.

– Ничего, освоит это дело, – заулыбался один из мужчин, куривших в сторонке.

– Дурак ты, тебе бы всё поржать, а попробовал бы сам! – Набросились на него женщины. В такой момент они ощущали своё превосходство над мужчинами.

Готовившийся стать отцом совсем молодой парень, по виду вчерашний школьник, белобрысый и курносый, сильно переживал. Казалось, ещё чуть-чуть, и он не выдержит и от волнения расплачется. Его дородная тёща, мощной рукой обнимавшая его за худые плечи, выглядела куда как покрепче.

Подошёл Акимыч.

– Ну что, запустили поселковый дизель? – Спросили его из толпы.

– Как не запустить, раз Маргарита Ивановна попросила, – ответил Акимыч.

– Теперь под Новый год телевизор уже не посмотрим, – в голосе говорившего чувствовалась лёгкая грусть.

– Ну и хрен с ним, с телевизором, – решительно успокоил его сосед. – Чего хорошего там увидишь?

– Точно! Дёрнем грамм двести под бой курантов и устроим в клубе «Голубой огонёк» и «Песню года» «в одном флаконе», – под общий смех подвёл итог Акимыч. Его тихий голос должен был непременно затеряться в хоре басистых мужчин и голосистых женщин, однако все замолкали, когда он начинал говорить: было видно, что народ уважал его мнение. Причём в неприметной внешности поселкового главы не было ничего, что могло вызвать к нему такое отношение. Однако всё было, конечно, не так просто: скромность – привилегия заслуженных, право на скромность надо заслужить.

Из фельдшерского пункта на крыльцо выскочила Клавдия. Оглядев толпу, упёрлась взглядом в подростка:

– Мишка! Дуй к Наталье, скажи, чтоб дала поллитра спирта для дезинфекции.

Мишка рванул с места со всей юной, бьющей через край энергией. За ним с криками и гиканьем понеслась стайка ребят помельче.

Будущий отец не выдержал напряжения и закричал дрожащим дискантом:

– Тёть Клав, если нужна какая помощь, пусть Маргарита Ивановна только скажет!

– Ты своё дело сделал, теперь мы без тебя обойдёмся, – под смех толпы отрезала Клавдия и с треском захлопнула за собой дверь.

Время шло. Некоторые уходили по своим делам, но подходили другие. Интересовались, как там Маша. Мужчины успокаивающе похлопывали по плечу её мужа. Наконец, из глубины дома послышался плач младенца. Все одновременно облегчённо выдохнули, толпа задвигалась и громче зашелестела шумом разговоров.

На крыльцо опять вышла Клавдия:

– Мальчик! Заходите посмотреть, кто хочет.

Народ ломанул было в дом – взглянуть на младенца, но грозная тёща неприступным редутом встала в дверях и осадила всех окриком:

– Куда прёте?! Отца сначала пропустите. – И увесистым шлепком подтолкнула в шею своего юного зятя, прошмыгнувшего боком мимо неё. Физиономия его сияла ярче солнца.

Я тоже посмотрел на нового жителя Безымянного. Когда-нибудь он будет носиться по посёлку, разбрызгивая лужи, а по весне сбегать с холмов, ловя ртом воздух. Потом он перестанет дёргать девчонок за косички,