Поругались, да. Возможно, эта ссора последняя. Если так, значит, не судьба. Правда я подумаю об этом завтра, как говорила Скарлетт О`Хара из моего любимого романа «Унесенные ветром».

Через двадцать минут я сижу на заднем сиденье в такси и тихо шмыгаю носом. Дура я! Сама все разрушила, а ведь могла бороться. Насте явно на руку, что я сдалась, да. Теперь она точно пойдет в контратаку. Вот не верю, что она обратилась к Орлову за помощью просто так. Видимо, у этих бывших одноклассников, как говорят, старые чувства не ржавеют, чтоб оно все…

— Хотите конфету? — на короткий миг поворачивается водитель и протягивает мне шоколадную конфету.

— Спасибо, — легкое касание, кожа к коже.

— Вам не идут слезы.

— Я так громко плакала? — пытаюсь шутить. Ну откуда он еще мог узнать, что я тут развела плач Ярославны на заднем сиденье?

— Нет, — усмехается, — подглядывал за Вами в зеркало.

Поднимаю взгляд на зеркало заднего вида.

Черт… Он и правда смотрит. А еще я чувствую, как улыбается.

— Меня зовут Костя, а Вас?

Я смеюсь в голос, ведь на языке крутиться песня, которую я-таки пою, хоть мне медведь на ухо наступил раз тридцать:

— Рыбачка Соня как-то в мае, направив к берегу баркас, ему сказала: «Все вас знают, а я так вижу в первый раз».

— В ответ достав «Казбека» пачку, сказал ей Костя с холодком: «Вы интересная чудачка, но дело, видите ли, в том», — продолжил за меня водитель.

В салоне повисла тишина.

— «Шаланды» — любимая песня моей мамы, — говорит Костя.

— Понятно, — понимающе улыбаюсь. — Наверное, ваша мама землячка моей.

— Одесса — «ван лав».

— Она родимая, таки да.

Мы снова замолкаем. Только теперь мне уже не так грустно и даже сердце почти не болит. Едем по ночному городу немного быстрее, чем можно, и мне это безумно нравится.

— Я, конечно, извиняюсь, — тишину прерывает голос Кости. — Надо уточнить. Мы продолжим кататься по городу. Или Вы все-таки назовете мне адрес?

Квартира встречает угрюмой тишиной. На душе гадко, хоть волком вой. Переодеваюсь в домашние шорты и майку. Заваливаюсь на кровать, но сон все не приходит. Стоит только закрыть глаза, как появляется Орлов.

Полночи кручусь, не в силах уснуть. В голове слишком много мыслей, но все об одном лишь человеке. Как он со мной, а? Еще буквально недавно замуж звал, но стоило появиться Настеньке, как весь запал Орлова просто канул в лету!

Засыпаю с мокрыми глазами. Плакала, да. Знаю, что не стоит. Знаю, что переболит. Но не получается быть сильной. Я же думала, что на этот раз у нас все будет иначе, а получилось точно также как тогда, ну почти…

Утром меня будит громкий стук в дверь. С трудом оторвав голову от подушки, я поднимаюсь с кровати и на одной ноге прыгаю в коридор. Дверь открываю, не глядя в глазок. Поэтому, когда передо мной появляется Орлов, держа в руках прозрачную пластиковую коробку с моими любимыми пирожными, прихожу в легкий шок.

— Можно войти? — спрашивает Кир, опустив взгляд в пол, как нашкодивший ребенок.

— Входи, раз пришел.

Отхожу в сторону, пропуская Орлова внутрь квартиры. Закрываю дверь на замок. Двигаюсь в кухню, куда направился Кирилл. Замираю в дверном проеме. Забавный Орлов. Пришел, будто ничего не случилось. Хозяйничает на моей кухне, словно имеет на это право. Прикладываю ладонь ко лбу, улыбаюсь. Кого я обманываю? Ведь рада же, что пришел. По-хорошему не должен был вчера отпускать, но видимо у Кира тоже сгорел предохранитель, поэтому позволил уйти.

— Сонь, садись. Чего стоишь? — бросает через плечо Орлов, и я молча опускаюсь на стул.

Подпираю ладонью подбородок. Скольжу взглядом по широкой спине Кира, борясь с двоякими желаниями: хочется прогнать его нафиг из своей жизни, чтобы больше никогда не сделал больно; хочется обнять крепко-крепко и никогда не отпускать, чтобы был только моим до конца наших дней. Не знаю, чего хочется больше, точнее, разум говорит одно, а сердце требует совершенно другого. Ну, люблю я этого гада, что ж теперь поделать?!

Через несколько минут Орлов ставит передо мной чашку с чаем и тарелку с пирожными.

— Сонь, — за руку берет, водит пальцем по коже вверх-вниз. — Прости за вчерашнее. Я сорвался.

Вздыхаю, а он прикладывает мою руку к своей щеке и на короткий миг прикрывает глаза.

— Я люблю тебя. Очень сильно люблю. Не хочу, чтобы мы ссорились, — продолжает Кир, а я борюсь со своим внутренним голосом, который утверждает, что я должна все простить и жить дальше. — Простишь?

Кирилл заглядывает в мои глаза. Смотрит пристально, с надеждой. А я хочу перемирия, но дурацкая гордость, чтоб ее…

— Нам нужно договориться, — произношу я, и Кир оживает. Подсаживается ближе.

— Я слушаю твои условия.

— Во-первых, мы всегда говорим друг другу правду. Ничего не скрываем.

— Согласен.

— Ты готов открыться? Ты честный?

— Да. А ты?

— Я честная, разве нет?

Он улыбается, а мне так хочется его стукнуть. Ну, в смысле? Почему улыбается? Я же говорю на серьезную тему.

— Честная. Это все твои условия?

— Нет. Есть еще. Никаких ресторанов после работы. Никаких особых клиенток и всяких там Настюш… — на имени бывший Кир закатывает глаза, но встретив мой предупреждающий взгляд, виновато улыбается. — Мартышка. Так ты меня больше не называешь!

— Не нравится?

— Нет! Да откуда вообще взялось это прозвище? Из-за фамилии?

— Почти… — улыбается, а затем вмиг становится серьезным. — Хорошо. Никакой мартышки. Обещаю. Еще будут условия?

— Да. Твоя мама. Я не готова быть девочкой для битья у твоей мамы. Мне надоело.

— Я поговорю с ней.

— Кир, это должен быть не просто разговор.

— Хорошо.

Кирилл поднимается со стула и, опустившись передо мной на колени, держит меня за руку.

— Поехали домой, пожалуйста.

— Нет, — качаю головой. — Я пока не готова. Я останусь дома. У себя!

— Сонь, ты же поставила условия. Я на них согласился. Что не так?

— Мне нужно время успокоиться.

Кир понимающе кивает. Поднимается на ноги.

— Ладно. Сколько времени тебе надо?

— Не дави на меня, Орлов!

Орлов вздыхает. Разворачивается ко мне спиной и движется в коридор. Смотрю ему вслед. Молчу. Пусть уходит. Это лучшее, что он может сделать сейчас.

***