Лубис пришел поинтересоваться, как я себя чувствую. Не снизилась ли у меня температура. Я воспользовался этим предлогом, чтобы не присоединяться к компании, а теперь действительно чувствовал себя больным. «Хочешь, я вызову врача, Давид?» – спросил Лубис. Нет, я не хотел. В этом не было необходимости.

Вран. Я вспомнил, что первое известие о расстрелянных я получил от его дочери, Сусанны. Это имя вдруг показалось мне совершенно чужим. Сусанна, Хосеба, Адриан, Виктория, Сесар, Редин. Они казались мне людьми из другой эпохи.

«Лучшее, что ты можешь сделать, это лечь в постель», – сказал мне Лубис. «Я и собирался», – ответил я. Мы вошли в дом, «Убанбе сказал мне, чтобы я принес аккордеон, что он тоже умеет играть. Но я скажу ему, что забыл. Думаю, этот инструмент не для его ручищ». Аккордеон покоился на кухонном столе. «Как хочешь, Лубис». Я не мог смотреть ему прямо в лицо.

Поднявшись в свою комнату, я поднял крышку тайника и взял шляпу от Дж. Б. Хотсона. Уже лежа в постели, я положил ее себе на лицо и заснул.

Когда я проснулся, возле меня сидел Хуан. В руках он держал шляпу. «Вижу, на тебя напали всякие странности», – сказал он. Он не сердился, но хмурил лоб, словно был сердит. «Из окна шел яркий свет, и я взял ее, чтобы прикрыть глаза», – попытался я защититься. «Я это говорю не из-за шляпы, а потому что ты на обед не явился». – «Я неважно себя чувствовал». – «Ну и не так уж плохо. Не похоже, чтобы у тебя была температура!»

Он встал и подошел к окну. «Мы очень хорошо провели время, – сказал он. – Убанбе после пятой бутылки вина устроил нам показательный бой. Нанес Тони Гарсии впечатляющие удары. Жаль, что Тони Гарсиа присутствовал на кухне Аделы лишь в нашем воображении». Дядя усмехнулся. Он тоже перебрал с алкоголем. «А кто такой Тони Гарсиа?» – спросил я. «Чемпион Испании в среднем весе. Ты же знаешь, что собираются чествовать Ускудуна, воспользовавшись тем, что он приедет открывать памятник. Будет чет ре боя, и в заключение выйдет Убанбе «померить перчатками с Гарсией». Дядя скопировал произношение Убанбе: померецца перчаткоми с Гарцияй.

Я посмотрел в окно. Компания, которая занималась похоронами Поля, теперь находилась на ближайшем к павильону лугу, в углу, образованном изгородью. Все, за исключением Лубиса, были без рубашек По другую сторону речушки по-прежнему мирно паслись лошади, и только ослик Моро, казалось, проявлял интерес к тому, что происходило вокруг. Склонив голову набок, он наблюдал за компанией.

Убанбе и Опин начали драться, подражая боксерской манере, но подошел Себастьян, вооруженный парой перчаток, и остановил бой. «Как странно, что Себастьяну такое пришло в голову!» – воскликнул дядя. Это были перчатки, привезенные из Америки. «Если бы он с пользой применял голову, то стал бы богачом». Убанбе и Опин возобновили бой. В какие-то моменты они были похожи на настоящих боксеров. «Если ему удастся нанести Тони Гарсии хоть один удар, он оставит его в нокауте. Ну и силища у нашего Убанбе!»

Он вынул из кармана своей рубашки листок бумаги. «Пока я не забыл. Мне это дал для тебя врач». На бумажке был какой-то список. «Насколько я понимаю, ты попросил у его дочери имена тех, кто был расстрелян в Обабе». – «Я как-то разговаривал с ней в ресторане и что-то такое ей сказал», – ответил я. Ощущение отчужденности было сильным, как никогда. Казалось, это действительно был разговор из прошлого.

Я прочел имена из списка: Бернардино, Маурисио, Умберто, старый Гоена, молодой Гоена, Отеро, Портабуру, «Первые двое были учителями. Остальные крестьянами», – сообщил мне дядя Хуан. Он читал вместе со мной, комментируя имена. «А Эусебио? Почему его здесь нет? Я думал, его тоже расстреляли», – сказал я. Вопрос вызвал у него удивление. «Кто это тебе сказал, Лубис?» – «Нет, Лубис ничего не говорил. Я узнал об этом от Терезы». – «Ну так, если тебя это интересует, им не удалось убить Эусебио. Он бежал. Вначале был здесь, в убежище, потом перешел по горам во Францию». – «Я не знал, что отец Лубиса спасся», – рискнул сказать я. «Ну да Спасся, – сказал Хуан. – Так же, как позднее спасся американец». Ну вот, теперь у меня было подтверждение. Эусебио из списка и отец Лубиса были одним и тем же лицом.

Тетрадь с гориллой хранилась на одной из полок в комнате, и мне пришло в голову показать ее дяде; но я не тронулся с места. «А кто такая Тереза, которая рассказала тебе про Эусебио?» – «Девушка из гостиницы». – «Дочь Берлино, та, что больна?» Он наморщил лоб. «Сейчас она в По. Ее отправили туда родители». Я не знал, что еще сказать. Дядя подошел к окну и посмотрел в сторону городка. «Если ты говорил с этой девушкой, ты знаешь все, что нужно знать, – сказал он, не оборачиваясь. Затем указал рукой в том же направлении, куда смотрел. – Через несколько дней откроют этот памятник там, в центре Обабы, а потом устроят банкет в честь Ускудуна. И все вместе будут позировать для фотографии, которую на следующий день опубликуют в газетах. И все будут в костюмах и при галстуке, как истинные джентльмены. Ну а теперь послушай, что я тебе скажу: это – компания преступников. Полковник Дегрела: убийца. Берлино: убийца. И все или почти все остальные – тоже. Настоящие фашисты, прости, что я это тебе говорю». Дядя скрестил руки. Он ждал моего вопроса. «Ты хочешь сказать, что и Анхелъ?» – наконец отважился я. Он сурово ответил мне: «Что он был связан с фашистами, это всякий знает. Кармен говорит, что до войны он был другом Берлино и его братьев и что поэтому он полез в политику. Но у него совсем другой случай, чем у Берлине По всей видимости, ему не хватало убежденности» – «А у тебя какое мнение?» – «Кармен в своей жизни очень редко лгала». – «А вот я убежден, что он хотел убить Эусебио. И еще Портабуру».

Я взял тетрадь с гориллой с полки и дал ему. «Это список людей, которых нужно было убить в Обабе», – сказал я. Хуан медленно прочел его, задерживаясь на каждом имени. «Где ты это взял?» – спросил он. «В одной комнатке в гостинице. Мне кажется имена Эусебио и Портабуру написал мой отец». Дядя перечитал список. «Как бы то ни было, я не думаю, что Анхель принимал участие в казнях. Портабуру, например, ограбили где-то на улицах Сан-Себастьяна, и он погиб от рук шайки грабителей». Но дядя тоже сомневался. Тетрадь удивила его. «Может, он и не принимал непосредственного участия, он окружил себя убийцами. Этого нельзя отрицать», – сказал я. «Да, этого отрицать нельзя, – ответил Хуан. – Но то же самое можно было бы сказать о таком количестве людей! Я ведь тебе уже говорил, что некоторые из джентльменов, которые придут на праздник в честь Ускудуиа, настоящие преступники».

Он схватил меня за руку. «Ты не должен появляться на открытии памятника, Давид! – неожиданно приказал он. – Повторяю то, что уже говорил: если ты исполнишь испанский гимн на открытии памятника, ты будешь навеки заклеймен! Кроме того, у этих людей нет будущего. Даже в самый день открытия им не обойтись без проблем. Их будут бойкотировать», – »Но мне сложно отказаться, дядя. За мной придут. Вот увидишь», – сказал я. «Нет. Не увижу. Прямо завтра я уезжаю в Америку. Я уже предупредил твою мать, что в этом году мы не встретимся на обеде по случаю праздника. Твоя мама хотела, чтобы семья была выше политики, но иногда это невозможно».