Идем дальше.

Вначале главное: поставить проигрыватель. Я водружаю его на складной столик в «области столовой» и выставляю все три силовых поля на идеальном десятисантиметровом расстоянии друг от друга, потом смотрю через озеро в сторону дома Уэба…

Движение. Кажется. ДА, там определенно что-то движется.

О боже.

Не могу удержаться. У двери на гвоздике висит бинокль. Хватаю его и вглядываюсь. Вижу очередь из… двадцати семи детишек, переминающихся с ноги на ногу, ждущих, пока мистер Фарли наделит их мороженым. Перенос вправо. Ничего. Все кажется пустым, заколоченным. Никаких огней или вспышек, подающих сигнал, что пора спасать его, никакого Уэба, держащего в руках табличку со словами: «Вернись ко мне, Джонатан!» Ничего. Несомненно, почудилось. Ладно, хватит, Коллинз, ты превращаешься в чокнутого сталкера из семейки Мэнсонов.

Да. Повесь бинокль на место, наглухо задерни занавески и СОБЕРИСЬ УЖЕ! Ставлю альбом Зигги сразу на трек «Suffragette City»[66]. Идеально, чтобы отвлечься и заглушить шумных соседей.

Следующий этап: не распаковываться, пока не приберусь. Беру полотенце, самое чистое, какое удается найти, и начинаю все протирать. Вваливается, запыхавшись, отец.

– Выключи это дерьмо, – велит он. – Мы едем за продуктами для барбекю. Чего хочешь?

Пошатываясь, подходит к одной из кроватей, валится на нее и растирает свой мужской пот по всей постели. Метит территорию, как я понимаю. Понял, моя слева.

– Гранолу, – говорю. Единственное, что приходит в голову. Мозгу до сих пор трудно переводить мысли в слова.

– Гранолу?

– Ага. Говорят, полезная.

Он вытирает лицо.

– Что еще?

– Не знаю, может…

Рябой демон в кепке «Кардиналов» возникает в дверях… А нет. Это Хэл. Я и забыл о нем. Интересно, он уже рассказал папе, что видел меня тем вечером?

– Хэла ты помнишь, – говорит папа. – Брата Хизер…

Подаю ему руку.

– Приятно познакомиться.

Спокойствие, хладнокровие, все получается, Коллинз. Он не протягивает свою для рукопожатия. Вместо этого ухмыляется. Шрам на левой щеке тянется до самого уха.

– Так вы, ребята, уже знакомы, – говорит папа.

– Правда?

– У нас дома, пару недель назад, помнишь?

– Точно! Мы знакомы! Да-да-да, прости, вот я осел, забыл…

Ой! Соберись, Коллинз.

– Все в порядке, приятель, – с ленцой тянет он. – Я тоже постоянно все забываю. – И подмигивает.

По-прежнему стою с протянутой рукой как дурак. Наконец он ее пожимает. Фу! Ладонь холодная и невероятно слизкая. Я пытаюсь забрать у него пальцы, но они словно застряли. Хоть мы больше и не пожимаем друг другу руки.

– Удобно устроился? – спрашивает он.

– А?

– Удобно тебе здесь, говорю? Место нормалек?

– А… Да. Отлично. Спасибо.

– Вот и ладненько. Ладненько…

Кажется, он в этот момент медленно высасывает из меня душу, так сразу и не поймешь. Наконец удается высвободить руку и попытаться незаметно отереть ладонь о шорты.

– Скоро вернемся, – говорит папа.

– Увидимся, – говорит Хэл, ухмыляясь. Господи, как он меня бесит! Этот парень определенно слишком долго жил на озере. Смотрю, как они отъезжают. Хэл оглядывается.

Осталось еще 8 577 минут.

35

Когда солнце давным-давно заволокло лоскутным одеялом звезд, и дымка с озера поднялась как ползучий туман, и свежевылупившиеся цикады присоединились к вечерней симфонии, мы сидим вокруг костра с Хэлом и теми тремя персонажами, которые вдохновили создателей триллера «Избавление». Ик. Иисусе.

Я буду называть их Билли-Бобом, Свинотой Джо и Пятизубым Терри – по более чем очевидным причинам, как мне кажется. А главное, потому, что не помню имен. Но еще и потому, что они – как раз те типы, которых в любом случае стараешься как можно скорее забыть.

«От таких только неприятностей жди, – говаривала бабушка. – Держись подальше от озерников. Они откусят белкам головы, а их тушками забьют тебя до бесчувствия».

Я подвергал сомнению бабушкин авторитет в этом вопросе, зная ее склонность к драматическому преувеличению. Нет, бесспорно, вполне возможно, что легенда была основана как раз на этих трех хиллбилли[67].

После бесчисленных раундов пива, косячков и перерыкиваний, которые длились, казалось, несколько часов, сидим в молчании. Единственные звуки – тихий хруст пластикового ведерка, которое гоняют туда-сюда волны, и шипение кусочков шашлыка на импровизированной решетке, капающих соком на горящие угли.

– Так за каким хреном вы сюда приперлись? – внезапно спрашивает Билли-Боб. Я вздрагиваю и, кажется, даже пускаю струйку в шорты. Он явный вожак. Длиннобородый, в комбинезоне с нагрудником, ростом, вполне возможно, метра два с половиной, и правый глаз у него дергается каждые пару минут. Если не считать этого тика, он неподвижен, руки постоянно сложены на коленях.

Отец забрасывает руку мне на плечо. Пиво из трехтысячной за сегодня бутылки выплескивается, щедро орошая меня. Я его не вытираю, просто не двигаюсь.

– Мы приехали, чтобы провести время вместе, как отец с сыном. Мальчик растет. Становится мужчиной.

– Ты тут поосторожнее с рыбалкой, парень, – говорит Пятизубый Терри. – Смотри, не закидывай удочку в стоячие пруды.

Взрыв хохота. И начинается:

– А коль решишь порыбачить, не забудь натянуть рыбацкую куртку… – Свинота Джо.

– Ага, но вначале вынуть крючки и наживку, – вставляет Пятизубый Терри.

– …ну, разве что рыбке нравится без куртки, – продолжает Джо.

– А если нравится, так мне потом тоже скажи! – Терри.

И это происходит на самом деле. Кому нужен Джонни Карсон[68]? Папа запрокидывается в пароксизме смехокашля вместе с остальными. Всеми, кроме Хэла, который просто сидит напротив меня и улыбается, точно какой-то скользкий змей из Высосутвоюдушувилля.

Я неотрывно смотрю на огонь и подергиваю плечами вверх-вниз, чтобы казалось, что я смеюсь вместе с ними.

– Не жарко тебе, парень? – спрашивает меня Билли-Боб, после того как веселье стихает.