– Спасибо, нет, все в порядке.

Я уже упоминал, что все остальные у костра сидят без рубашек? Да, это так. Наверное, какой-то особый обычай истинно мужчинского племени.

– Он такой костлявый, что в следующий раз будем насаживать шашлык на него вместо шампура, – говорит Терри. И это говорит человек, который выглядит, будто сделан из двух связанных вместе прутиков! Все равно он пугает меня до усрачки. Аж внутренности сжимаются.

– Да, надо тебе мяска нарастить на эти кости, парень, – кивает Билли. – Он прав. Ты тощее девки, чтоб мне провалиться. Вот, держи, – откупоривает очередную бутылку пива и протягивает мне.

– Нет, спасибо, – говорю я, и в этот момент папа шепчет на ухо: «Возьми пиво». Беру. Чувствую себя картиной на выставке. Они смотрят на меня – как я понимаю, дожидаясь, пока пригублю напиток. Что это – часть инициации? Или жертвоприношение? Отстой! На вкус – как моча.

– М-м-м, – одобрительно мычу я, отирая рот: подсмотрел, как это делала Альма в баре.

Смеются.

– Вы, парни, можете взять на время мою лодку, – говорит Свинота Джо, выковыривая кусочки мяса из зубов устрашающе огромным ножом. – Я в ней души не чаю, но в последнее время не пользуюсь.

– Ага, потому что не успеешь в нее забраться, как пойдешь ко дну, – подначивает Билли-Боб. Терри заливается хохотом, так что пиво летит веером брызг у него изо рта, гася часть горящих поленьев.

Джо, пошатываясь, поднимается, грозит ему ножом.

– Смешно тебе, смешно, да?! Да ты, мозгляк хренов, я ж тебя надвое с закрытыми глазами перерублю!

– Ладно, ладно… расслабься… – утихомиривает его Билли-Боб. – Кидай свою задницу обратно, Джо. У нас же гости. – Меняет позу, не вставая с пластикового садового кресла, глядя на нас. – От этой жары у тебя совсем мозги потекли…

– Уф, угу. Мы с удовольствием, – вставляет папа. – Позаимствуем у тебя лодку, я имею в виду.

Джо садится и снова принимается ковырять в зубах. Шеи у него нет, похож на разгневанного ваньку-встаньку.

– В любое время, – буркает он.

– Мы с удовольствием, верно, сынок?

– Ага.

– Сколько тебе годков, парень? – спрашивает Билли-Боб.

– Семнадцать, – пищу я тоненько, как москит.

– Че?

Откашливаюсь и повторяю басом, подражая «настоящим мужчинам»:

– Семнадцать.

А теперь будто бегемот рыгает. Отхлебываю еще глоток мочи.

– Ты же не из всяких этих хиппи, а, парень? – спрашивает Терри.

– Нет, сэр.

– «Нет, сэр»! Воспитанный, это точно, – кивает Билли-Боб. – Хороший паренек.

– Да, я хорошо его воспитал, – соглашается папа.

– Держись подальше от этих хиппи. От всей этой их любви, мира и прочего дерьма. Мерзкие гомики – вот кто они все.

Я усиленно пялюсь на огонь; папина рука на моих плечах каменеет.

– Сопливые пидарасы, вот и весь сказ! – вдруг взрывается Джо. – Они понятия не имеют, каково это – жить, когда у тебя ничего нет. Делают вид, будто это хорошо. Пусть попробуют ловить себе ужин в озере, тогда и поговорим! – орет, обращаясь к костру, будто огонь внезапно превратился в главного хиппи всего белого света. – Чертово правительство пытается вышибить нас отсюда, но мы никуда не уйдем, пока нас не загребут в каталажку, верно, Терри?

– Угу. Это наша земля…

– И это лучшее место на земле!..

– Вот верно, да! Власть реднекам! – Терри швыряет бутылку в костер.

– И кончайте протестовать против войны, о которой ничего не знаете! – снова рявкает Джо. – Те мужики, что оттуда возвращаются, – герои. А вы только и знаете, что орать на них, тыкать им в лицо цветочками да заниматься всей этой херней.

Полосует воздух ножом, словно готов идти резать всех хиппи в этом мире. Он что, психопат?

– Ну-ну-ну, будет, – урезонивает его Билли-Боб. – Что я вам говорил, парни? Успокойтесь. Вот эти джентльмены – наши гости. Мы должны оказать им сердечный прием, как-то так. Мы ж не знаем их политических взглядов, и вообще… – Он поворачивается к нам и улыбается. Сердечности в его улыбке нет. Скорее, он в любую секунду может перерезать нам глотки.

– Что? Нет-нет, приятель, – говорит папа. Его голос меняется, почти дрожит. – Мы за вас, приятель. Мы все понимаем. Верно, сынок?

Я киваю.

– Просто, видишь ли, – продолжает Билли-Боб, – у тебя есть этот твой большой-пребольшой дом. И тот большой и красивый золотистый «Ка-дил-лак». И я себе думаю: «Эге, у этого парня деньжата водятся. Ха! Да у него их куры не клюют. Может, он думает, что не такой, как мы. Может, считает себя лучше нас».

– Ага.

– Мгм.

– Вот уж верно!

Согласный дуэт остальных двоих. Возможно, у них уже наготове вилы; точно не знаю. Потому что не смотрю.

Папа пытается рассмеяться, но звук получается такой, словно он сношает белку.

– О, нет, приятель! Лучше вас? Ничего подобного! Мы так не думаем, верно, сынок?

Я мотаю головой.

Повисает молчание. Мое сердце бьется все быстрей. Я знаю, что за нами наблюдают. Понимаю, что в любой момент нас могут обмакнуть в цикориевый соус и подвесить на вертеле над огнем. Вот она, та сцена, которая была вырезана из «Избавления». Закрываю глаза, пытаюсь мысленно нарисовать карту окрестностей, чтобы понять, как и куда унести свою задницу за две секунды. Чистых путей отхода не намечается, поэтому решаю, что проще утопиться.

И только Хэл наконец нарушает молчание:

– Ну-ну, гляньте-ка, грязные краснокожие вернулись!

Рывком поднимаю голову. Все, как по команде, развернулись на креслах и смотрят в одну сторону. Кроме меня. Я сижу, не шевелясь. Боясь того, что могу сделать. Типа – прыгнуть в озеро и плыть к нему, как безумец, пусть и не умею плавать.

– Почему та семейка позволяет им жить у себя? – спрашивает Пятизубый Терри.

– Да выпнуть их вон с нашей земли, и весь сказ! – Свинота Джо.

– Я думал, ты уже избавился от этих помойных мешков, Хэл! – снова Терри.

– О, Хэл действительно выбил дерьмо из одного из них, – говорит Билли-Боб, утихомиривая приятелей.

– Точняк! – Хэл поедает меня взглядом. – Тут один индеец подбивал клинья к дочурке Джо. Вы бы видели его после того, как я надрал ему зад! Он уж и не дышал, когда я закончил. Весь в кровище. У слова «краснокожий» появилось новое значение.

Они смеются.

– Мог бы и получше постараться, – ворчит Свинота Джо, по-прежнему свирепо глядя на другой берег озера. – Они ошиваются здесь уже больше месяца. Это на целый месяц больше, чем нужно. Когда ты избавишься от них навсегда?