Прежде чем появляются его родители, Мануэль делает туманное признание, ссылаясь на определенные дела. Он подписывает его. В нем недостаточно деталей, чтобы оно имело законную силу. В нем не упоминается ни имен, ни мест, ни времени. Гудолл указывает на это, поэтому Мануэль делает второе признание, адресованное Макнилу, перечисляя преступления, которые тот раскроет:

1. Энн Найлендс

2. Убийство Уоттов

3. Изабель Кук

4. Убийство Смартов

Он подписывает его, и Макнил читает. Им нужны детали, бога ради, Мануэль, общие заявления просто ничего не дадут. Питер разговаривает с Манси, а потом подписывает признание с детальным изложением фактов.

Его отца привозят из Барлинни. Доставляют его мать из дома в Биркеншоу. Он видится с ними в комнате, полной полицейских.

Позже его мать не может перестать плакать. Ей нужно помочь спуститься по лестнице, но она возмущается даже тогда, когда к ней прикасается муж.

Оставшегося с копами раскаивающегося Мануэля увозят в Барлинни и сдают в эту тюрьму.

Гудолл, Манси и Макнил стоят там вместе с ним у регистрационной конторки. Сейчас пять тридцать утра, и они почти чуют запах своих подушек.

Они стоят в расслабленном молчании. Мануэль сдает содержимое своих карманов. Мелочь. Носовой платок.

Господа будут довольны. В газетах критиковали полицию – сердитые требования, чтобы поймали убийц. Критиковали лично Манси и Гудолла, изображали их в газетах людьми, которые не в силах остановить преступления.

Они слишком устали, чтобы разговаривать, и слишком боятся отправляться домой.

Гудолл расследовал дело Смартов целых восемь дней и мало спал все это время. Он отмечает усталость во всем теле, свое неглубокое дыхание, затрудненное сердцебиение. Взглянув на другой конец комнаты, он видит тюремщика, сидящего за столом и читающего «Дейли рекорд».

– Господи боже! – восклицает Гудолл.

На первой странице – все до единого убийства, в которых признался Мануэль. Все детали, упомянутые в его признании, на первой странице. Сумочка, набитая камнями. Колючая проволока. Банка лосося.

У любого человека появились бы резонные сомнения, если б газету предъявили суду.

Мануэль провернул гениальный ход? Эти масонские идиоты из Южного Ланаркшира воспользовались признанием Мануэля, чтобы подчистить все до единого неразрешенные случаи из своих отчетов?

Он набрасывается на Манси: вы ставите под угрозу этот арест ради собственного карьерного роста?

– Конечно, нет, – ухмыляется Манси. – У вас очень подозрительный нрав, Гудолл, мой дорогой.

Тому насрать на все эти игры.

– Нам нужно больше доказательств против этого человека, – говорит он, и Манси видит, что он не шутит.

Полицейский заставляет вернуть Мануэлю ботинки и куртку.

– Одевайся, – говорит он ему. – Осталось сделать еще одно. Расскажи нам, где похоронена Изабель Кук.

– Я не могу, – говорит Мануэль. – Я не знаю, где это.

Все в комнате задерживают дыхание, когда Гудолл спрашивает:

– Почему не знаешь?

Мануэль улыбается им.

– Я устал и замерз, – говорит он.

– Наденьте на ублюдка наручники, – гавкает Манси. – Подгоните машины. Мы отправляемся в Бернтбрум. Он отведет нас к ней.

Холодный январский ветер бушует над черными полями. Злобный дождь обжигает их лица. Вокруг них стоит кольцо из восьми полицейских на тот случай, если Мануэль попытается сбежать.

– Куда теперь? – кричит Манси.

Согласно отчету Манси, Мануэль приводит их прямиком к яме и говорит, что почти похоронил Изабель здесь, но ему помешал неожиданно появившийся человек на велосипеде.

Группа идет полмили, и Мануэль останавливается. Он наклоняется, убирает кирпич, и показывается одна из ее танцевальных туфель.

Они идут дальше. Останавливаются.

Мануэль говорит:

– Думаю, мы стоим на ней.

Гудолл и Манси увозят его обратно в Барлинни с эскортом из четырех полицейских. Они оставляют еще четырех полицейских на найденном месте и высылают команду землекопов. К тому времени, как они возвращаются в участок, землекопы присылают весть: Изабель Кук найдена.

Мануэль стоял на ней.

Его запирают в камеру, и он тут же засыпает.

Уильям Уотт сидит в комнате для свидетелей, ожидая, когда его снова вызовут в зал суда. Сейчас утро. Он не мог есть с тех пор, как услышал, что ему придется снова здесь появиться, чтобы его допросил Мануэль. Он выкурил пару сигарет, любезно предоставленных судом, но они не его марки, и его из-за них тошнит. Он пьет много воды, чтобы смыть изо рта их вкус. А потом просто сидит, понурившись, в болезненной глухой тишине и желает умереть.

Даудолл даже не проинструктировал его, что говорить в суде. В этом нет смысла. Может произойти что угодно. Адвокат успокоил: присяжные не в силах посмотреть прямо на Мануэля; по его мнению, это означает, что того повесят. Верный признак.

Даудолл не знает, что вердикт беспокоит Уильяма меньше всего. Прошло полторы недели после автомобильной аварии и последнего выступления Уотта в суде. Теперь у него только один костыль. По настоянию Даудолла с тех пор он не пьет – ведь его обвиняют в вождении в пьяном виде. Невероятно, насколько безрадостна жизнь без выпивки. Все серое, пугающее и ужасное. А теперь еще это…

Мануэль может спросить Уотта о чем угодно. О совершенно любом событии в его жизни. Мысли Уильяма переносятся к секрету Уилдекс, чудовищному позору, тянущемуся через всю его жизнь с раннего детства до нынешнего дня. Это воспоминание о падении, проливании, падении, потере, неудаче, неудаче, глупости.

Плохой способ готовиться к любого рода интервью. Он дает задний ход и обдумывает такие воспоминания: победа, победа, он одерживает верх над другими, обладание, победа, приобретение.

Дверь открывается, появляется судебный пристав.

– Мистер Уотт?

Уильям встает и обещает себе выпить нынче ночью. Виски. Янтарный блеск, добрый виски в изобилии, и он будет поглощать его в одиночестве, пока не вырубится. Это дарует ему роскошь отдаления: его унесет на достаточное расстояние от унижения. Теперь почти можно терпеть. Он смог бы пройти через огонь и стены, чтобы оставить эти моменты позади, перенестись в ночь и пить.

Он сходит по ступенькам в зал суда, преодолевая их одну за другой, умело помогая себе костылем.

Уотт видит женщин, которые глядят сверху, из галереи для публики. Но они наблюдают не за тем, как Уотт ковыляет со своим костылем. Они наблюдают за Питером Мануэлем. Тот сидит за столом солиситора и рассеянно крутит в пальцах ручку. Уотт делает еще шаг и взглядывает на присяжных. Они тоже смотрят на Мануэля. Даудолл сказал, что они на него не смотрят, но они смотрят. В переднем ряду, среди юристов и газетчиков, сидят Дэнди Маккей и Морис Диков. Они намеренно перехватывают взгляд Уотта, когда тот проходит мимо. «Осторожней», – предупреждают их лица.