Бью по тормозам, едва не врезаясь в «Бентли», двигающийся впереди меня. Сзади раздаётся визг тормозов, и мимо моего «БМВ» проносится красная «Ауди», с блондинкой за рулём. Девушка нервно вскидывает руку, показывая мне средний палец, и уносится вперёд, оставляя меня глотать клубы дыма.

Будь я в другой ситуации, сейчас бы догнал эту размалёванную курицу и вставил бы этот палец ей в одно место, но сейчас мне не до этого. Кажется, у меня возникла проблема.

Купцов очухался. Переведён в палату.

С ним скоро будет беседовать тот неприятный майор, копающий под меня.

И Никита, без сомнения, выдаст меня с потрохами.

Чёрт!

Кидаю взгляд на часы, морща переносицу. Пять вечера. Как там Милочка? Ждёт ли меня?

Набираю номер Одинцова и слышу противное: «Абонент находится вне зоны действия сети».

Со злостью бью ладонью по рулю.

Кому отдать предпочтение – супруге, или рыжебородому?

Прикрываю глаза, пытаясь рассуждать трезво.

Если я сейчас заберу Милу с квартиры Одинцова, то не смогу её оставить в одиночестве. А вот съездить в больницу и как следует припугнуть этого парфюмера, чтобы держал язык за зубами, я могу.

А Мила подождёт меня ещё часок. Никуда не денется.

Выдыхаю, и, развернувшись через двойную сплошную, уношусь в сторону больницы. Где так некстати пришёл в себя Купцов, в который раз, обламывающий мне секс с моей собственной женой.

Козлина…

*****

– Где палата Купцова?

Рявкаю, смотря на пожилую бабульку, сидящую на посту. Она смотрит на меня поверх бифокальных очков с толстыми стёклами, и что-то шамкает сухими губами, продолжая перебирать градусники в коробке.

– Не слышу!

– И нечего так орать! Вам тут не санаторий, тут больные лежат.

Встаю по стойке смирно, оглядывая пустой коридор. Ох, лучше бабке бы меня не бесить – я в таком состоянии, что могу прихлопнуть её, как назойливого комара.

– Я знаю, что больные. И хочу навестить своего друга, Никиту Купцова. Я узнал, что он пришёл в себя.

– Да, пришёл. Но к нему никого не пускают, он слишком слаб для посещений.

– И всё же?

Что ж, попробуем воздействовать на эту старую грымзу по-другому.

Достаю из внутреннего кармана пальто портмоне, и, заискивающе открываю его перед пожилой женщиной.

– Нельзя, говорю ж. С ним сначала полиция должна побеседовать.

– Я не могу ждать, уезжаю завтра из страны. Хочу напоследок хоть увидеть друга.

Вынимаю из портмоне красную пятитысячную купюру, и кладу её на стол перед медсестрой.

– Ну ладно. Я вас провожу. Но только на пять минут. А то врач скоро придёт, мне влетит, если вас заметят.

– Очень вам благодарен.

– Бахилы наденьте!

Расплываюсь в слащавой улыбке, которая, без сомнения, всегда приводила женщин всех возрастов в щенячий восторг, и быстро хватаю бахилы из коробки.

Женщина толкает внутрь дверь одноместной палаты, и шепчет:

– Пять минут.

Киваю.

Захожу в полутёмное помещение, освещаемое тусклым светом настенного бра, и смотрю на мужчину, лежащего на больничной койке.

Купцов спит.

Присаживаюсь рядом с ним на край кровати и пристально смотрю на осунувшееся лицо землистого оттенка. Похоже, ему не очень хорошо. Так ему и надо, нечего чужих жён портить.

Веки больного вздрагивают и тут же приоткрываются.

– Ну, здравствуй.

Сверлю Купцова ядовитым взглядом. Будь моя воля, я бы придушил его прямо тут, в палате. И мне хватило бы на это пяти минут, отведённых неулыбчивой медсестрой. Но – это слишком опасно. Попробуем пока поговорит и припугнуть этого недоумка. Надеюсь, поймёт.

Рыжебородый нахмуривает свои кустистые брови, не сводя с меня утомлённого, ничего непонимающего взгляда.

– Здравствуй.

– Помнишь меня?

Наклоняю голову на бок, наблюдая за реакцией соперника. Никита чуть приподнимается и, окинув меня спокойным взглядом, слегка качает головой:

– Прости, нет.

– Как же так?

Почти рычу, выплёвывая слова в лицо этого мужика, который перешёл так некстати мне дорогу. Купцов слегка пожимает плечами, морщась при этом. Видно, рана на груди всё ещё даёт о себе знать.

– Врач говорит, что у меня амнезия.

Хмыкаю.

Что ж, это отлично. Надеюсь, что этот парфюмер никогда ничего не вспомнит. Но, мне нужно ещё кое-что проверить. Если ему так понравилась Милочка, то он должен сейчас хоть что-то вспомнить.

Достаю из кармана пальто смартфон и показываю Никите фотографию своей супруги, замирая от нервного напряжения:

– А её?

Купцов внимательно ощупывает синими глазами хрупкое тело моей супруги, приводя меня в бешенство, останавливается на лице, и небрежно пожимает плечами:

– Нет. А кто это?

– Неважно. Но тебе лучше её и не вспоминать.

– Почему?

– Так будет лучше. Тебе вообще лучше всё забыть. Понимаешь?

– Не очень.

– Главное – запомни это.

Убираю смартфон в карман и вскакиваю с кровати больного. Купцов выглядит неважно, осунувшийся и подавленный. Левая часть торса перебинтована, очевидно, там – рана от моей пули. Так что, я искренне надеюсь, что он так ничего и не вспомнит.

Ну, а если вспомнит, мне придётся его снова навестить. Как я уже успел убедиться, охраны в больнице нет никакой, а бабуля – божий одуванчик – не в счёт, она легко покупается шуршащими бумажками, которых у меня завались.

Моя «Беретта» дома, надёжно спрятана. И в её обойме есть ещё несколько пуль, на Никиту хватит.

И на этот раз я не промахнусь.

Пожилая медсестра распахивает дверь, и входит в палату, испуганно махнув рукой:

– Уходите, скорее. Врач идёт.

– Я и так ухожу. Спасибо.

Киваю ей и, не оборачиваясь на Никиту Борисовича, выбегаю из палаты. Мне здесь больше делать нечего. Купцов для меня не опасен.

По крайней мере, пока.

*****

Подъезжаю к дому, где в захламлённой квартире Одинцова томится моя Милочка, и кидаю на себя взгляд в зеркало.

Отлично выгляжу!

Вынимаю из бардачка флакончик со своей туалетной водой и щедро наношу её на шею. Вдруг, жена так обрадуется моему приходу, что бросится осыпать её поцелуями?

Так-так.