Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сандро. Так его звали.
Кличка — Папа.
Папа Римский.
Среднего роста, стройный, осанистый. Волосы — совершенно седые. Как у старика. И это в девятнадцать лет. Римский нос. Скулы, словно высеченные из камня. Волевой подбородок. Безупречно красивое лицо. Разные глаза. Один темно-карий, почти черный. Второй, серо-зеленый, прозрачный, как хрусталь. В профиль Папа выглядел потрясающе, с какой стороны ни посмотри. И все же с темным глазом ему было лучше. Со светлым он выглядел зловеще. Когда Сандро в упор смотрел на кого-то, человеку становилось не по себе. Даже не особенно впечатлительному Дато.
Сандро был коренным тбилисцем, потомком древнего княжеского рода. Когда-то его прадеду принадлежало несколько домов в старом Тифлисе. Он был красавец, повеса, мот. Погиб молодым, ввязавшись в драку из-за дамы полусвета. К счастью, он не успел промотать все свое состояние, и молодой вдовице и отпрыску мужеского пола было что наследовать после его смерти. Сын его уродился полной противоположностью папеньке. Он посвятил себя служению Богу. Однако до того как принял сан, умудрился сделать ребенка своей учительнице французского. Та произвела на свет мальчика, подкинула его несостоявшейся свекрови и вернулась в Прованс, откуда была родом.
Этот ребенок рос уже в Советском Союзе. И происхождение ему мешало. Поэтому парень по возможности скрывал его. Кому при коммунизме нужны предки князья да священники?
Он поздно женился. В пятьдесят. Взял в жены молоденькую девушку из провинции. Естественно, невинную. Она родила ему двух дочек, одна умерла в младенчестве. Долгожданный сын в семье появился, когда отцу уже исполнилось семьдесят пять. Некоторые злопыхатели поговаривали, что ребенок не от него, но когда мальчик подрос, стало очевидно — он копия своего родителя. Тот к тому моменту уже был в могиле. Умер, не дожив до восьмидесяти. Будто, родив сына, исполнил свое предназначение и посчитал возможным уйти в мир иной.
Когда Сандро исполнилось десять, его сестра вышла замуж. Через два года родила двойняшек. Еще через два мать решила оставить тбилисскую квартиру семье дочери и уехать с сыном в родной поселок, что она и сделала. Только Сандро там не прижился. Все, к чему тянуло мать все годы жизни в столице: просторы, горы, воздух, тишина, покой, все, чего ей так не хватало, раздражало сына. Он привык к ритму большого города, к его атмосфере, движению, запахам. К друзьям, двору, школе. И он сбежал! Знал, что сосед вино на продажу в Тбилиси повезет, и забрался в его грузовик. Влез между бутылями, сверху накрылся рогожкой и доехал до столицы.
Сестра встретила Сандро неприветливо. Хотела обратно отправить. Но он в позу встал. Сказал, в село не вернусь. А если насильно увезете, снова сбегу.
— Я имею такое же право жить здесь, как и ты, — рявкнул он на сестру, когда она в очередной раз заявила о том, что для него в квартире места нет.
— Но ты должен жить с мамой!
— Это еще почему? Я уже взрослый, могу вообще жить один. Но придется с тобой.
— У меня две дочери, я не могу заботиться еще и о тебе.
— А я не прошу, — фыркнул он.
Конечно, сестра с мамой сдались не сразу. Пытались уговорами и угрозами вернуть Сандро в поселок, но тот стоял на своем. Отстали женщины только после того, как он заявил, что уровень поселковой школы слишком низок, а он собирается поступить в государственный университет. Он на самом деле поступил бы, если б захотел. Сандро был чрезвычайно умен и не ленив. Обожал читать, проводить химические опыты (ему, как победителю олимпиады, подарили набор «Юный химик»), заниматься французским, тяга к которому была у них семейной. В школе учился на четверки, не прилагая никаких усилий. Только по физкультуре отставал, бегал и прыгал плохо. А то, что у него не получалось, Сандро делать не желал. Физрук ставил ему четверки только затем, чтоб не испортить аттестат. Все учителя были уверены, что мальчик пойдет после школы в институт.
Но Сандро всех удивил: подался в бандиты. Он еще школьником крутился возле лихих ребят. Присматривался. Когда понял, что сможет прижиться в их стае, примкнул к ней. Дато познакомился с ним через Балу. Друг отзывался о Папе с большим уважением. Говорил, что он мозг. Пообщавшись с Сандро, Дато сделал тот же вывод. Девятнадцатилетний Сандро был умнее большинства мужчин, годящихся ему в отцы и деды. Он много знал, здраво рассуждал, имел на все свое мнение, а главное, мог логически объяснить каждый поступок, не важно, свой или чужой. По его мнению, жизнь простая штука. Как шахматная партия, микросхема, химическая реакция. Для тех, кто не разбирается в точных науках, все это — темный лес. Но для человека знающего — и шахматы, и схема, и реакция более чем понятны.
— А как же любовь? — спросил у него Дато. — Ее тоже можно объяснить логикой? Но она ей не поддается! Это такое чувство…
— Которое возникает благодаря химическим процессам, — пожал плечами Сандро. — И физиологическим, естественно. Ее объяснить даже легче, чем ненависть. Поэтому это чувство меня занимает меньше всего.
— Ты как Шерлок Холмс!
— Я бы предпочел сравнение с профессором Мориарти, — парировал он.
И все же, несмотря на разногласия, они очень неплохо общались. Как сказал Балу, Сандро был расположен к Дато изначально, зная о его происхождении. Папа Римский питал слабость к людям, в чьих жилах текла «голубая» кровь, пусть даже разбавленная, как и у него.
Давид не вспоминал об этом человеке долгие годы. Но сейчас, когда о нем зашла речь, он подумал, что Папа наверняка стал королем преступного мира Тбилиси точно так, как профессор Мориарти — лондонского. Дато спросил у Балу, верны ли его предположения, но услышал в ответ не то, что ожидал:
— Папа ушел из криминала в начале двухтысячных. Потерял к нему интерес. Связи у него, естественно, остались. Авторитет тоже. Но он далек от «стаи», частью которой был когда-то. Консультирует иногда, выступает посредником, но не более.
— Чем же он занимается?
— Просто живет в свое удовольствие. Путешествует, читает книги, химичит, опять же. Денег у него море. Успел заработать, умело вложить и не растратить на всякую ерунду, типа кабаков, наркотиков, баб. Все это ему не интересно. Исследованиями в разных областях увлекается, это да. Но видно, они не такие затратные. То есть адронный коллайдер он в подвале не держит, и клонирование его не интересует.
— Балу, я восхищен! Ты стал таким продвинутым, — подколол друга Дато, с телефоном шагая в ванную.
— У меня дети растут, я должен быть таким. Чтоб, когда они спросят, папа, а что такое…
— Адронный коллайдер?
— …Я смог бы ответить, — закончил мысль Балу. — Ты встал с кровати?
— Я тебе больше скажу — готов умыться и почистить зубы.
— Молодец. Запоминай адрес.
Продиктовал… и отключился.
* * *
Дом на Руставели рядом со старым парламентом был хорошо знаком Дато. Он бывал в нем когда-то. В квартире на втором этаже жил один его хороший знакомый. Теперь он поднимался на третий. Последний. Вместо трех дверей на площадке — одна. Зато какая! Бронированная, как в банковском хранилище. Но красивая. А вокруг нее рисунки, словно в Сикстинской капелле. Дато бывал в Ватикане и видел фрески на ее стенах. Сцены из жизни Христа и Моисея, написанные Боттичелли и Рафаэлем, его впечатлили. Те, что украшали стены этого подъезда, — тоже. Только на них вместо библейских персонажей — Сандро, хозяин квартиры, находящейся за бронированной дверью.