— Я камень, внутри которого застыл скорпион! — расхохотался Папа.

— До завтра, Сандро!

— До завтра. И не бойся бультерьера, он не кусается!

Дато криво улыбнулся и пошел к выходу.

Покинув квартиру, он еще раз взглянул на «фрески». Художники все же польстили Папе. В жизни он не так красив. И выглядит старше. Теперь, увидев его, Дато мог сказать об этом с уверенностью. Дато дал бы ему сорок пять, если не больше. При том, что лицо у Папы до сих пор гладкое. Хорошие гены, здоровый образ жизни, плюс то, что он избегал солнца (Сандро был белокожий и берегся от лучей, чтобы не сгореть), все это позволило его коже оставаться молодой.

Но Папу старил взгляд… скорпиона, что был заключен в драгоценном камне его души…

Только сейчас Дато вспомнил о том, что Сандро ровесник Зуры. Они даже учились в параллельных классах.

Интересно, тогда брат набивался в друзья Сандро или позже?

Выйдя из подъезда, Дато обогнул дом и вышел на шоссе. Поднял руку, остановил такси. Доехал за пять минут до отчего дома, вошел во двор. И хотел уже было направиться к лестнице на второй этаж, как услышал стрекот швейной машинки…

Неужели?

Он обернулся. На балконе сидела тетя Роза и шила. Двадцать лет назад она была полной и седой. Тучное тело венчала голова в облаке белых кудрей. Зура со смехом называл ее старым одуванчиком. Имея в виду, что прической они с Гио не сильно отличались. Разве что у тети Розы волосы были густыми, жесткими. Не то что у младшего Ристави. Теперь же соседка была почти лысой. Пух, что покрывал ее голову, походил на младенческий. И она высохла. Маленькое личико, узкие плечи, руки как веточки.

Почувствовав взгляд Дато, старушка оторвалась от шитья. Сведя клочковатые брови, глянула на того, кто ее потревожил.

— А, это ты, негодник! — Она говорила по-русски. В Тбилиси люди разных национальностей, как правило, общались на этом языке.

— Гамарджоба.

— Шалом! Когда ты уже заберешь свой драндулет?

— Что, простите?

— Мотоцикл! Он по-прежнему у меня! — И снова принялась строчить.

И тут Дато вспомнил, что Казбека-2 оставил в сарае тети Розы. Их был слишком мал. Туда мотоцикл не влезал. Вот он у соседки и арендовал место. Только вряд ли «Урал» еще там. Бабуля явно не в себе и запуталась во времени. Наверняка думает, что с того момента, как Дато поставил Казбека в сарай, прошло несколько дней.

— Спасибо, что напомнили, заберу, — крикнул Дато.

— Не ори, я не глухая, — проворчала она.

— Что шьете, тетя Роза?

— Саван. Надо закончить до полуночи. Помру я завтра в ранний час.

— С чего вы взяли?

— Боженька приходил поутру, предупреждал. И велел саван шить. Я-то хотела в гробу в платьице лежать с розочками. Есть у меня такое веселое… Хоть и траурное. В смысле, темное. А цветочки яркие, красные да желтые. Идет оно мне. Но Боженька поругал меня. Сказал, я в белом должна уйти в мир иной. Потому что чиста. Хорошо, что материя да кружево у меня имелись. Есть из чего шить. — Она разгладила ситец на машинке. — А сколько времени сейчас?

— Три почти.

— Уже? Значит, спешить надо! А ты не отвлекай, негодник! Иди себе!

И она склонилась над «Зингером».

Под его стрекот Дато поднялся на второй этаж. Зура дал ему ключ от дома, но ему не пришлось им воспользоваться — дверь оказалась незапертой. Дато толкнул ее, вошел…

И не поверил своим глазам: Зура рисовал, сидя на полу, как в детстве. На табурете лист бумаги, в руке пастельный мелок зеленого цвета. Он наносил им короткие штрихи. Дато бросил взгляд и увидел, что брат рисует луг. Среди высокой травы сидит девушка, но ее Зура пока не прорисовал. Давид видел лишь набросок, однако угадал в очертаниях фигуры Машу…

А говорил, что разлюбил!

Зураб даже не услышал, что кто-то вошел, так был увлечен своим занятием.

— Добрый день, — поздоровался Давид.

Зураб вздрогнул и резко обернулся.

— Напугал меня! — возмутился он.

— Я не хотел.

— Еще бы хотел, — буркнул Зураб.

— Ты снова рисуешь…

— Балуюсь. — Он убрал лист в коробку под столом. Выглядел Зура смущенно. Будто Давид застал его за чем-то постыдным. За мастурбацией, например. Когда-то в детстве Дато застукал за этим старшего брата, и у того в тот момент было похожее выражение лица.

— Хорошо получается, — похвалил он Зураба.

— Получается паршиво, — не согласился с ним брат. — Не надо было снова браться за это… — Он поднялся с пола. Покряхтев, разогнулся. — Старый стал. То лапы ноют, то хвост отваливается.

— Чего-чего?

— Это из мультфильма «Каникулы в Простоквашино». Неужели не помнишь? Письмо родителям дяди Федора.

— Я не очень любил мультфильмы, если ты помнишь.

— Пойдем, попьем чаю, — предложил Зура.

— Предпочту воду, на улице жарко, я вспотел.

— А я хочу чайку с сухофруктами. Сегодня угостили замечательной хурмой. Во рту тает.

Он поставил на стол тарелку с сушеным «корольком». Дато не удержался, взял один. Зураб тем временем налил ему воды и поставил стакан перед братом.

Сегодня он был абсолютно трезв. От него не пахло алкоголем. Это радовало Давида.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал он. Зура на самом деле посвежел.

— Прибереги комплименты для барышень, — фыркнул брат. — Я просто побрился утром.

— А я не делал этого уже неделю… — Дато провел рукой по щетине. Она уже стала мягкой и в принципе ему не мешала, вот только седины в ней было много, и это его старило. Обычно Давид брился на четвертый день. Либо подправлял щетину машинкой.

— Тебя даже это не портит. Ты ж у нас красавчик.

— Побереги комплименты для барышень, — хохотнул Дато. И залпом выпил воду. — Не напился. Еще можно?

— Возьми в холодильнике.

Дато вышел на балкон, открыл дверцу, взял с полки «Боржоми», отметив, что, кроме бутылки с водой, других нет. Неужели Зураб всерьез решил завязать? Что на него повлияло? Или кто?

— Видел сейчас на балконе тетю Розу, — сообщил он брату, вернувшись в комнату.

— Я тоже. Шьет что-то.

— Саван. Помирать собралась поутру.

Зура посмотрел на брата.

— Думаешь, правда чувствует конец?

Дато пожал плечами. На сегодня разговоров о смерти и о том, что следует за ней, ему хватило. Хотелось сменить тему.

— Я сейчас встречался с Папой.

— Чьим?

— Римским.