– Книжки читать? – поморщился полковник. – Пардон, не по мне-с. Когда б вы осчастливили своим присутствием наши танцевальные вечера…

И в таком духе битых два часа! Уж кто сейчас скучал – так это Суров. От нечего делать он представлял себя на месте убийцы и один вариант нашел. К счастью, наступил час прощания, Игумцев целовал руки Марго, игриво поводя бровями:

– Сударыня, с нетерпением жду следующей встречи. Мы с вами закружимся в вихре вальса…

– Вальс обещан мне, – проворчал Суров.

– Ну, да! – не огорчился полковник. – Куда мне равняться с Суровым. Тогда обещайте мне мазурку. Суров танцует мазурку скверно, а я весьма недурно.

– Хорошо, полковник. До свидания.

У лошадей их ждал денщик, сообщивший:

– Ваше высокоблагородие, Евлампия зашла в многоквартирный дом из двух этажей точно по адресу. Пробыла там более часу, потом вышла с узлом и куда-то пошла. Ну а я сюда прискакал.

– Спасибо, Степан, – хлопнул его по плечу подполковник.

Сев в седло при помощи Сурова, Марго заметила:

– Да что у вас за настроение, Александр Иванович? Уж не ревнуете ли вы меня к полковнику?

– Что вы, сударыня! У меня на то нет никаких прав.

Она наклонилась к нему и коварно спросила:

– А ежели б были?

– Тогда я вызвал бы полковника на дуэль, а вас… задушил бы.

– Какое варварство! – выпрямилась она. – Меня-то за что?

Суров вскочил в седло и пустил лошадь шагом. Марго ехала за ним, ворча:

– Чем дуться без причин, лучше бы подумали, как нам быть. Свидетельница есть, она знает убийцу, осталось ее допросить. Как это сделать?

– Я, кажется, догадываюсь, в чем расчет убийцы. Он тотчас ее уберет, едва в ней отпадет надобность.

– Так что же мы медлим? Следует поехать к ней…

– Мы и едем к ней, – перебил Суров. – Да только дома ее сейчас нет, наверняка она на площади, сударыня.

А на площади толпа уже слушала вещунью, которая слово в слово повторяла выученную роль.

– Как бы за ней проследить и поймать, когда она будет снимать лохмотья? – подумала вслух Марго. – Нас она знает и сбежит.

– Степан! – позвал Суров. – Пойдешь за нищенкой. Как заметишь, что она одежду сбрасывает, так свистни, мы подойдем. И отведи лошадей к трактиру. Деньги возьми, заплати за постой…

Степан крался за ней, прячась за деревьями, заборами, домами. За Степаном тем же путем крались Марго и Суров. Нищенка вышла на окраину города, обошла огромную лужу, которая никогда не высыхала и в которой плавали домашние утки, нырнула в густые заросли кустов. Степан свистнул, Марго и Суров тут как тут…

– Еще раз здравствуйте, Евлампия Львовна, – сказала громко Марго. – Стало быть, это вы народ смущаете?

– Ай, батюшки! – вскрикнула актерка да так и села на землю.

Она успела переодеться в чистенькую блузу и как раз стирала грязь со щек, глядя в круглое зеркальце, не сняв накладку из седых косм. Чувства смешались в Евлампии, что стало заметно по бегающим глазенкам. Женщина не знала, чего ждать от господ, вдруг резво вскочила, перепрыгнула куст и… столкнулась со Степаном.

– Извиняйте, мадама, – усмехнулся тот, крепко держа бабенку за руку.

Теперь она окончательно потерялась, запричитала:

– Ой, простите меня… Одна я на свете одинешенька, неоткуда помощи ждать… А за квартиру платить надо, в одежду приличную одеться надо… Кто ж меня примет на работу без приличной одежды? Вот и надумала я денег маленько собрать…

Марго во время ее завываний обошла кусты, стала напротив нее, приподняв подбородок, надменно одернула плакальщицу:

– Будет тебе! Не устраивай еще один спектакль. Я знаю, что тебя надоумили одеться нищенкой.

– Знаете? – вскинулась Евлампия, но, всплеснув руками, принялась заверять: – Сама я, ваше сиятельство, сама…

– Не лги, иначе пожалеешь, – строго сказала Марго. – Тебя попросили разыграть нищенку, сказали, что говорить надо, во что одеться.

– Как же это… Вам кто сказал…

– Не имеет значения. Не хочешь, чтоб мы тебя свезли в полицию?

– Не надо! – бухнулась на колени Евлампия, сложив молитвенно ладони. – Умоляю вас, не надо в полицию. Я ж ничего такого не делаю…

– Как ничего? А то, что народ смущаешь? На нехорошее толкаешь? Но вижу, к совести твоей взывать бесполезно. Лучше ответь, кто велел тебе представлять нищенку?

– Барин один.

– Барин? – Марго переглянулась с Суровым. – Откуда он, как его зовут, где живет? Говори, иначе отведем в поли…

– Скажу! Все скажу, как на духу! – замахала руками Евлампия. – Где живет, не знаю. Представился Моисеем Адамовичем. В конце зимы мы давали представление в дворянском собрании, он меня там и увидал. А нашел месяца полтора тому назад, испытал на предмет актерства. Недавно он на дуэли дрался, ранили его. Моисей Адамович утречком ко мне пришел, отлежался до вечера…

– Куда его ранили? – спросил Суров.

– В плечо-с. Ну и тогда же, видя мое бедственное положение, он предложил мне блаженной стать. Пятьдесят рублей дал. Кто ж от таких деньжищ откажется…

– А кто слова придумал, которыми ты народ дурачишь? – перебила ее Марго.

– Так ведь он же и написал, учил меня правильно говорить их.

– У тебя сохранилась его запись?

– У меня все в сохранности хранится…

Марго вынула из сумочки двадцать пять рублей ассигнациями, потрясла ими в воздухе:

– Вот деньги, а ты мне отдай записи.

– Извольте, ваше сиятельство, – сглотнув от алчности, выговорила Евлампия. – А вы меня в полицию не…

– Не сдадим, коль обещание дашь помогать нам.

– Даю, даю! – резво закивала актерка. – Я все, что хотите…

– Как выглядит Моисей Адамович? – приступил к допросу Суров. – Есть у него приметы особенные?

– Да примет вроде нету. А сам он высокий, худой… благородный. Волосы густые и темные. Глаза большие и темные. Губы тонкие.

– Да с такими приметами, почитай, половина людей в городе, – сказал Суров. – Сколько ему лет?

– Не сказывал. На вид тридцать пять – тридцать семь, серьезный…

– Ты с ним видишься?

– Нет-с, ваше высокоблагородие, – отрицательно качнула несколько раз головой Евлампия. – Однажды он только послушал меня на площади, доволен остался, а более мы не видались.

– Лучше тебе с ним и не встречаться, опасен он, – предупредила Марго. – Ты вот что, милая… Свои безобразия на площади прекрати да поищи место укромное, там отсидись, покуда мы не выясним, кто он такой, тот Моисей, иначе худо тебе придется. А теперь бери деньги и отдай записи.