– Придется, – сказала я, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. А уже в следующую секунду та, чье имя я отказывалась произносить даже в мыслях, соскользнула с моего плеча и упала ничком на Тюльпану. Кровь быстро залила и дорогое коктейльное платье, и наш новенький придверный коврик.

Ферн. Эта кровь бежала из нее рекой: лилась из носа, изо рта, пенилась на шрамах, вновь воспаленных, усеивающих тело от щиколоток до подбородка. Оно представляло собой сплошь открытую зловонную рану. Кожа, некогда мраморная, стала красно-коричневой, покрытая запекшимися чешуйками и волдырями. Ферн походила на жертву пожара, разве что волосы оставались безупречно густыми, мягкие и светлые, как липовый мед. Одежда же была решетом, с прорезями от чьих-то когтей. Несмотря на то что Ферн пребывала в полуобморочном состоянии, глаза ее не закрывались ни на секунду: серая радужка мерцала, стеклянная, а зрачки то неестественно сужались, то расширялись.

Спустя пять минут все, кто был в доме, сбежались на шум. Джефф, увидев заляпанный коридор, поспешил схватить Дария под мышку и ретироваться в свой ржавый фургон. Помогать нам они не собирались, но хотя бы и не мешались тоже. Дотащив Ферн до чайного зала (так мы иронично обозвали вторую гостиную, где Штруделя однажды стошнило съеденными листиками улуна), я от бессилия рухнула рядом с ней. Вскоре там собралось полно народу. Диего наперебой с Тюльпаной тут же принялся уговаривать меня прикончить Ферн, пока та не пришла в себя. Зои и Сэм, только вернувшиеся из торгового центра, выронили блестящие пакеты из рук. На лицах всех присутствующих застыло выражение ужаса – даже на лице Зои, которую всегда было сложно удивить. Но такое… такое могло застать врасплох и саму провидицу.

Закопанная в ворохе одеял (жаль, не в земле, как я сердечно надеялась до этого дня), Ферн металась по дивану в лихорадке еще несколько часов. Она часто вздрагивала, стискивала в пальцах плед и исходила испариной. Иногда ее даже били судороги, а иногда Ферн затихала и замирала так, будто действительно умерла. Грязную одежду, которую мы с Зои отодрали от нее, можно было разве что сжечь, а абиссинский ковер под диваном выкинуть – к тому моменту, как нам удалось остановить ее кровотечение, он уже окрасился в беспросветно красный. Ран на теле Ферн и впрямь оказалось немерено. Метки Sibstitisyon, которые десятилетиями оставлял на ней родной отец, будто были нанесены только вчера – алые и гноящиеся, в форме неузнаваемых знаков и древних сигилов, которые мне было не прочесть. Прежде мне не доводилось видеть шрамы Ферн столь близко, и я бы отдала все, чтобы так оно и оставалось. «Это магия, полная боли», – сказал мне как-то Исаак. Страшнее этой боли и впрямь было сложно что-то придумать.

«Красивое лицо, а тело – как душа. Изранена и уродлива. Но шрамам больше сотни лет… Они вновь открылись, откликнувшись на скверну, что она впустила в этот мир».

– Кости-кости, – пробормотала Ферн в подушку, снова заворочавшись и закряхтев, стоило мне войти. – Леденцы… Выбегут детишки… Паук… Паук…

Я вздохнула, падая в кресло-бержер, и вытянула ноги на пуф. Открытая форточка покачивалась, впуская вьюгу и отражая свет восходящего солнца. Ферн будто сгущала вокруг себя мрак, и над диваном плясали тени. Оттуда же растекался жар, как от печки: воздух в гостиной казался даже горячее, чем в бойлерной. Близилось утро, но Ферн по-прежнему отказывалась приходить в сознание. Зато дома наконец-то воцарилась тишина – все спали, набираясь сил перед праздником… Или новой битвой. В любом случае такой покой нынче дорогого стоил, и я не собиралась отнимать его у моего ковена, решив, что сама присмотрю за Ферн. В конце концов, где мне раньше только не приходилось спать: тюрьма, пыточная, заднее сиденье машины… По сравнению с этим в антикварном английском кресле было не так уж и плохо.

– Кости-кости… – продолжало слышаться на фоне каждые пять минут, и вместо долгожданного сна ко мне пришли раздумья.

«Ребекка Уивер, 10 лет. Реджина Голфид, 7 лет…»

«Мы тебя чуем».

«Бойся пауков!»

– О чем думаешь?

Я взглянула на Коула, даже не заметив, как он вошел. Со вмятинами от матраса на лице и в спальных клетчатых штанах, съехавших ему на косточки таза, он держался рукой за открытую дверь, еще покачиваясь спросонья. На носу виднелись следы от очков – Коул уснул в них, читая мне Жюля Мишле, чтобы сначала смогла уснуть я. Он всегда просыпался ровно через час после того, как я уходила: аккурат к тому моменту, когда остывала моя сторона постели. Сейчас на нем не было футболки, и бледно-желтый свет, задушенный шторами, обтачивал рельеф мышц. Я невольно усмехнулась, вспомнив, каким тощим и нескладным он выглядел еще год назад, пока его не взялись тренировать Рашель с Луной. Теперь на животе даже можно было пересчитать шесть кубиков пресса, а на ребрах – разглядеть бледные шрамы.

– Так о чем ты думаешь? – повторил Коул. – Ферн просыпалась?

– Нет, – ответила я, подобравшись в кресле. – Только талдычит одно и то же про леденцы. То самое стихотворение из улики, которую принес Сэм в ковен Завтра, помнишь? Я сожгла ее во время ритуала, когда…

– Когда я нашел тебя в обмороке на полу, – угрюмо закончил Коул, подходя ближе. Несмотря на то что в зале было жарко, он все равно вытащил из шкафа шотландский плед и набросил его мне на ноги, заметив, что я сижу в одной ночной рубашке. – Знаешь, пока ты не рассказала мне о своем видении, я был уверен, что наш серийный убийца – обычный маньяк… Человек…

– Не человек, – прошептала я. – Диббук. И его зовут Паук.

Наши с Коулом глаза встретились. Цвет, похожий на орешниковое дерево, был таким теплым, что одним взглядом возвращал мне весну. Но впервые его не хватило, чтобы растопить тот ужас, который заморозил меня изнутри, когда я произнесла свою страшную теорию вслух:

– Ферн появилась здесь неспроста… Посмотри на нее. Видишь раны? Это ритуальные метки, которые оставлял на ней Марк Сайфер. Они снова воспалились… Диего говорил, такое будет и с моими шрамами, если я войду в Дуат неподготовленной или если слишком долго пробуду в нем. Ферн играла с тьмой… И за ней явно кто-то гонится. А поблизости как раз бродит демонический детоубийца. Теперь сложи два и два. Кто из наших знакомых души не чает в дрессированных приспешниках?

И так же синхронно наши взгляды устремились к спящей Ферн, снова бормочущей сквозь бред и жар какую-то бессвязную чепуху.

– Исаака она легко держала под контролем, – вспомнил Коул, присаживаясь на подлокотник кресла так, чтобы прижаться ко мне плечом и обнять. – У нее был карманный свисток, помнишь?

– Помню. Но в карманах Ферн мы с Зои его не нашли. Видимо, что-то пошло не так… Может быть, потому что Ферн все-таки лишилась магии… – произнесла я вслух то, что почувствовала еще при нашей встрече. Пустота. Бессилие. Совершенно безвредна… А оттого беспомощна. – Она пришла в Шамплейн за помощью, Коул, потому что ей больше некуда было пойти. Можешь представить себе такое?

Я нервно хохотнула. Сколько же от Ферн проблем… Даже для нее самой.