– Сейчас нет, не перебивай, – вздохнула я, –пришлось тут мне ехать в поезде Прага – Москва…

Наш разговор с Леной затянулся надолго.

– Может, это не Маринка была! – с надеждойвоскликнула Маркова. – Вдруг какая-то однофамилица.

– Елизавета Семеновна Марченко с дочкой Машей? Да еще удевочки такое характерное родимое пятно на ноге, на внутренней стороне бедра.

– Это не родинка, – медленно проговорила Лена.

– А что? – удивилась я. – Что еще может бытьу крошки на таком месте?

– Татуировка.

Мои глаза буквально вылезли на лоб.

– Татушка? У маленькой девочки? Ты с ума сошла!

– Да не я, а Лиза, – мрачно ответила Лена, –она свою бабушку до опупения любила. У Сирены Львовны на ноге…

– Знаю, – перебила я рассказчицу, – ее мать,Сара, сидя в тюрьме, сделала дочери тату, чтобы не потерять ребенка.

– Ужасное время, – передернулась Лена, –хорошо, что меня родили не в те годы. Я, правда, никогда отметину у СиреныЛьвовны не видела, но она ведь не ходила передо мной голой. Лиза мне этуисторию рассказала. Так вот, когда родилась Маша, моя ненормальная подругасначала хотела дочку назвать Сиреной. Но бабушка категорически возразила противэтого.

«Нельзя давать девочке имя живой родственницы, –твердила она, – и вообще, не следует называть младенца в чью-то честь.Ребенок тогда повторит судьбу этого человека. Мое детство и часть отрочествабыли безрадостными, да и потом было много проблем. Не хочу, чтобы внучкастолкнулась с похожими. Дай ей самое простое, незатейливое имя, ей-богу, лучшебудет».

Лиза всегда слушалась горячо любимую бабушку, поэтомузаписала дочку Машей. Но мысль сделать Сирене Львовне приятное гвоздем сидела уЛизаветы в голове, и в конце концов она додумалась до полного идиотизма, взялаи сделала крошке татуировку на внутренней стороне бедра.

– Ну и кретинизм, – не выдержала я.

– Ужасно, – подхватила Лена, – хуже и непридумать! Где только мастера нашла! Я, впрочем, знаю где! У Маринки Райскойлюбовник был, Рома Казуаров, он в тату-салоне «Марс» работал. На мой взгляд,совершенно жуткий тип, я его, когда первый раз увидела, чуть не описалась отстраха. Голова бритая, в ушах штук шесть колец разного размера висят, руки врисунках. Страхолюдина омерзительная, но Маринке он нравился. Впрочем, многиенаши с курса к Ромке ходили татушки делать, очень все его хвалили, говорили:настоящий художник, отличный специалист.

Видно, не зря клиенты доброжелательно отзывались оКазуарове. Крохотная Маша перенесла нанесение рисунка легко, у нее не возниклони малейшего осложнения.

– И все-таки ужасная глупость, – не успокаиваласья, – девочка вырастет, рисунок деформируется, может уродство получиться. Аеще она могла бы предъявить маме претензии. Вполне вероятно, ей не захочетсяиметь татушку, да и мини-юбку не надеть.

– С одеждой напряга не будет, – вздохнулаЛена, – картинка у нее на внутренней стороне бедра, очень высоко, еепостороннему глазу заметить очень трудно. Но, я согласна, все могло быть!

– А что на ней изображено? Или Лиза решила написать наноге имя дочери и фамилию.

– Нет, – хмыкнула Лена, – хоть на это умахватило. Рисунок неправильной, многоугольной формы, такая рамочка выколота, авнутри… Ну точно не помню. Цветок, вроде лилии или лотоса, в общем, что-тотакое, из него высовывается змея, которая держит в зубах ключ. Слушай, у змейбывают зубы?

Я засмеялась:

– Вроде да, они же иногда кусаются!

– Тогда правильно. А на рамочке орнамент, какие-тослова, точки, закорючки. Сложный рисунок, даже непонятно, как такое наколотьможно, но Рома хороший мастер.

Внезапно перед моими глазами развернулась картина. Машаканючит, прижимая к себе взлохмаченную куклу: «Хочу к дяде Роме!»

«Он в соседнем купе», – говорит ей мать.

– У тебя есть телефон Казуарова? – воскликнула я.

– Нет.

Я попыталась унять бешеное сердцебиение. Вот он, конецниточки. Марина Райская, испугавшись за жизнь Маши, увезла крошку. Но однойвоспитывать ребенка тяжело, а если она перебралась с ним в чужой город, то ей,очевидно, стало невмоготу. Наверное, Райская позвонила бывшему любовнику.Значит, Маша сейчас должна быть у этого Ромы, во всяком случае, имя совпадает!

– Теперь понимаешь, что Машу нельзя отдаватьРозе? – наседала на меня Лена.

– Я понимаю, что девочку нужно непременно отыскать, икак можно быстрее.

– Это еще зачем? – насторожилась Лена.

– Затем, что Роза Михайловна знает: ребенок в Москве.Если твои рассуждения верны и она задумала избавиться от всех, кто имелзаконное право на наследство, тогда Маше грозит нешуточная опасность. А я-тоникак не могла понять, ну с какой стати Роза, более чем равнодушная к внучке,вдруг стала умолять меня отыскать ее. Нет, Машу надо срочно найти.

– Зачем? – повторила Лена.

– И ты еще упрекала меня в плохой сообразительности! Дачтобы предупредить тех, с кем сейчас живет девочка: ее могут убить!

Лена заморгала.

– Да, да, конечно.

– Ну-ка, быстро вспоминай все, что знаешь про РоманаКазуарова!

Лена растерянно замямлила:

– Ничего не знаю, кроме того, что он сидел втату-салоне.

– Говори его адрес.

– Понятия не имею, меня Маринка в гости к Роме неприглашала. Вот машина у него была, вроде «Фольксваген» подержанный, а может,«Форд», я в марках плохо разбираюсь, номера, конечно, не помню…

– Я не про домашний адрес Казуарова спрашивала. Знаешь,где салон находится?

Лена схватила записную книжку.

– Ага, вот, и улица и дом, телефона нет. Только я тампоследний раз несколько лет назад была. Салон мог давным-давно закрыться!

– Понятное дело, все равно я съезжу и проверю, а ты…

В этот момент затрезвонил телефон. Лена схватила трубку изакатила глаза.

– О боже! Опять! Ну сколько раз говорить, он мне ненужен, рыбак, блин, забирай его себе! Невелико счастье!

Отшвырнув трубку, она гневно сказала мне: