Виктор погулял вокруг да около и наметил для себя время штурма. Сначала он хотел начать ровно в одиннадцать вечера. Но из-за конспирации назначил час «Х» на странное время: двадцать три часа семнадцать минут.

Блудов ждал! Он сидел в машине и мечтал о том моменте, когда ликвидирует проблему неприличных фотографий. Пусть от этих связей останутся приятные воспоминания. Но никаких аргументов и фактов.

После этого он надолго перестанет изменять жене. Или будет делать это очень осторожно! Так, чтоб ни один Смолин не смог его запечатлеть.

Взглянув на часы, Виктор понял, что до срока остались минуты. Тогда он вышел из машины, взял в багажнике рюкзак с инструментами и пошел к сосне.

Возле дерева он достал пятиметровый канат с узлами и с небольшим якорем на конце…

Только с третьего броска якорные крюки зацепились за толстую ветку. Блудов забросил за спину рюкзак, надел плотные садовые перчатки, схватился за канат и полез на сосновый ствол.

Витя думал, что это будет легче. Киногерои быстро взлетают на деревья без всяких канатов.

Но он всё-таки долез до боковой ветки и пополз по ней над забором. Джинсы прилипали к островкам сосновой смолы, но Блудов лез вперед.

Через два метра он закрепил якорь и по канату спустился вниз. В кустах Виктор замер и прислушался…

Всё было тихо и спокойно. Похоже, что никто не заметил его проникновения на участок.

И через минуту Блудов бесстрашно поднимался на чердак по пожарной лестнице. Его гнали азарт, страх и жадность.

Вперед и вверх!

Виктор не хотел потерять свой бизнес. Он не хотел остаться в одних трусах, в тапочках и с электрической бритвой в руках.

* * *

Степан Бойко немного опоздал. Он приехал к коттеджу через час, после того как стемнело.

Вероятно, Катя ждала его. Она сразу спустилась к воротам, открыла их и пропустила красную «Ниву».

Потом они наспех познакомились и вместе запирали въезд на участок.

Затем они вместе пошли на кухню, где девушка из Минска приготовила простой белорусский ужин. На столе стояли уже остывшие, но еще ароматные картофельные драники. К ним были зразы – мясные котлеты с начинкой из зелени, масла и крутых яиц. А еще пирожки с капустой, зельц и винегрет.

Голодному Степану сразу стало хорошо. Они быстро разогревали в микроволновке то, что можно было разогреть. И при этом они добродушно болтали о всяких пустяках. Им начало казаться, что они знают друг друга сто лет.

Стеснительные люди так свободно общаются только тогда, когда ощущают перед собой родственную душу.

Степан никогда не пользовался успехом у девушек. Для любви, интрижек и романов мужчине нужны особые свойства. Хорошо бы иметь шарм, красоту, силу или какую-то изюминку.

Ничего такого у Бойко не было! Он был прост, как правда. И женский пол не воспринимал его всерьез. Они смотрели на него, как на пустое место. При нем в комнате женского общежития могли обсуждать других парней, переодеваться и даже сообщать интимные секреты.

После двадцати шести лет у Степана развился стойкий комплекс – раз он не нужен женщинам, то и они ему не нужны!

И у Кати раньше было нечто похожее. Она повторяла судьбу матери – много училась, мало красилась и совсем не стреляла глазками…

Сейчас ей было почти тридцать, но она не разу не целовалась!

Они были очень стеснительными людьми. И вдруг всё мгновенно изменилось. Здесь на кухне они вели себя, как семейная пара после десяти лет совместной жизни.

Они чувствовали себя единым целым. Но это не в смысле физической близости, а в смысле общих интересов и родства душ.

У Кати была фляжка самодельного вишневого вина, которую она привезла из Минска. Сразу после первой рюмочки они перешли на «ты».

Потом они поднялись в спальню Екатерины. В прошлую ночь она именно здесь слышала шаги на чердаке. А значит, что сторожить нарушителя надо здесь же.

До полуночи оставался час, а за весь день им надоело ходить в джинсах и куртках.

Бойко понял, что и этот момент Катя продумала заранее. Она такая заботливая!

Девушка положила на кровать два синих спортивных костюма. Они были одинаковые, но разных размеров. Катя же заранее не знала его комплекции.

– Выбирай, Степа! Только ты посиди в том кресле. Подожди, пока я переоденусь. У меня такой же костюм, но только красный.

– Это, как в роддоме. Мальчикам синие банты, а девочкам красные.

– А у тебя есть дети?

– Нет, Катя! У меня и жены нет.

– Почему?

– Потому, что до сих пор не встретил такую, как ты.

Катерина густо покраснела. Она совсем не привыкла к мужским комплиментам. Оказалось, что это очень приятно. Сразу становится радостно и голова кружится.

Девушка подбежала к шкафу, открыла дверцу и начала переодеваться.

Степан сидел сбоку, и никак не мог видеть ее полностью. Но из-за дверцы шкафа мелькала ее рука и плечо. Обладая хорошим воображением, он представлял всё, что делалось в двух метрах от него.

А что там такое? Да ничего особенного! В институтские времена студентки его совсем не стеснялись, и он видел самые откровенные картинки. Но в тех случаях были все остальные девушки.

А сейчас была она, его Катя!

Ему нравилось, что хозяйка коттеджа не показала ему другую спальню. Может быть, они всю ночь проведут здесь?

Степан подумал, что если Катя будет спать на кровати, а он внизу на коврике, то и это будет приятно.

Но кровать такая широкая, что они могут спать рядом, не касаясь друг друга.

Дальше Бойко мечтать не мог. Мозги полностью отключались и оставались одни эмоции – добрые, приятные, яркие, но сумасшедшие.

Как и вчера, Катя ровно в одиннадцать погасила свет, оставив лишь тусклый ночник…

Они сидели в мягких уютных креслах, ждали шагов на чердаке и шепотом говорили о разных важных вещах.

– Странно, Степан, что отец в таком огромном доме жил один. Ни охраны, ни садовника, ни домработницы.

– А в доме чистенько!

– Так это я три дня с тряпками ходила. Всё разбирала, полы мыла, пыль вытирала.

– Ты хозяйственная, Катя. И готовишь классно. Особенно пирожки и эти штуки из картошки.

– Да, это я умею. Кстати, насчет уборки. Три дня назад я даже на чердаке прибрала. И кое-что там нашла.

– Что?

– Вот эту штуку! Смотри Степа.

Катерина вытащила из шкафа и поставила на журнальный столик блестящий кейс.

Бойко неторопливо встал и поднял тяжелую вещь с хитрыми японскими замками.