Я хмыкнула и набрала номер.

Ночь я почти не спала, ибо тот дурман, в который япогружалась, больше походил на обморок. Я боялась засыпать, страшась кошмаров,но пробуждение вызывало у меня не меньший ужас, потому что очнувшись, во всем,что меня окружало — будь то очертание шкафа, тень от торшера, блик на стене — явидела угрозу. Стоило мне открыть глаза или даже убрать с головы подушку, какмне начинал мерещиться убийца. Я уже видела его фигуру, притаившуюся в темноте,слышала его дыхание, а холодный пот на моем теле мне казался прохладнымприкосновением его длинного острого ножа.

Как я не сбрендила в ту ночь, сама не знаю — только помню,что никогда в жизни я так не радовалась тому, что скоро вставать, а ни одинрассвет не рождал в моей душе такую бурю восторга.

Короче, поднялась я с первыми лучами солнца, как раб сбобовых плантаций. Выпила пять чашек кофе, две таблетки аспирина, налила себеванну и погрузила свое исстрадавшееся тело в теплую пенную жидкость. Конечно,больше бы мне помогла гильотина, это, говорят, вернейшее средство от головнойболи, но за неимением таковой, сойдет и расслабляющая водная процедура.

И, знаете, помогло. Виски уже не ломило, мозги прочистилисьи в них даже начали происходить, пусть вялые, но успешные мыслительныепроцессы.

После двадцатиминутного лежания и столь же длительногоразмышления я поняла вот что. Первое: Вася — не маньяк, и маньяк — это не Вася,а, значит, убийца на свободе; второе: он со мной развлекается — запугивая изапутывая — и скоро ему это надоест, третье — когда надоест, он меня шлепнет,четвертое — мне надо мотать подальше от нашего НИИ, города, планеты, как мне ипредсказывало предчувствие, пятое — теперь я уж точно никуда не помотаю, не нату напал, шестое, и последнее — Геркулесов дурак. Последнее угнетало большевсего, потому что, именно Коленьку я считала единственным своим помощником впоимке зарвавшегося душегуба. Но, видно, не судьба.

Я зло хлопнула ладонью по куцей горке пены, вспомнив наш сним вчерашний разговор. А состоялся он после того, как милиция в лице Коленькии прочих старших и младших оперов прибыла место.

Сразу по приезде, покуда эксперты снимали какие-тоотпечатки, изучали взломанные замки, запечатлевали на фотопленку разгром,Коленька осматривал лестничную клетку. Наконец, мрачный, как грозовая туча, онподошел, приподнял меня за локоть и скомандовал:

— Пойдемте на улицу.

— Зачем?

— Посидим, поговорим, вы воздухом подышите, а то больновы бледная.

— Еще бы, вам бы такой подарочек ко дню рожденияприподнесли.

— Хм. Так вы из-за этого. А я-то решил, что из-завыпитой бормотухи.

Я сначала хотела обидеться, но потом передумала — ну его нафиг, пусть язвит на здоровье, и говорю:

— И заодно Коляна посмотрим, вдруг он уже под лавкой.

— Зачем нам Колян? И почему он должен быть именно подней?

— Колян — мой сосед, а под лавкой он живет…

— Значит, и вы живете под лавкой?

— Почему?

— Ну раз он ваш сосед, — ехидничалГеркулесов. — Резонно предположить, что под соседней…

— Будете хамить, я вам больше ничего не скажу, —радостно сообщила я.

— А я и не хамлю, я подшучиваю.

— Шутки у вас, Николай Николаевич, дурацкие, так чтобольше не острите. Лады?

— Лады, — хмуро согласился он. — Так что тамс соседом вашим?

— Колян видел убийцу.

— Бросьте болтать, — недоверчиво буркнулГеркулесов.

— Видел, точно вам говорю. — И я поведала историюсвоей утренней встречи с соседом, которая почему-то не произвела особоговпечатления на Коленьку. Прослушав ее, он пренебрежительно махнул рукой, —Глупости.

— Как это глупости? — возмутилась я.

— Очень просто, — Геркулесов усадил меня на лавку,под которой, кстати, никого не было. — Колян ваш алкоголик, словам егогрош цена. Ему это могло привидится.

— Он алкоголик, но не шизофреник, — оскорбилась засоседа я.

— Да ладно, его «белочка» посетила, а вы…

— Какая еще белочка? Чего вы тут зоопарк развели? Колянже ясно сказал, что незнакомец спрашивал у него…

— Хватит болтать, — невежливо оборвал меняГеркулесов. — Давайте вашего Коляна сюда, я его сам допрошу. Конечно,толку от этого не будет, но для вашего успокоения.

— Да почему вы так наплевательски относитесь к такимценным сведениям? — возмутилась я.

— Потому что незнакомец (если он не плод больноговоображения, конечно) мог быть просто вашим поклонником.

— Чего?

— Того. У вас их, поди, полно.

— С чего вы взяли?

— Вон у вас какие… — глаза его недвусмысленно уперлисьв мою вздымающуюся от возмущения грудь, — … очи черные. И все остальноетоже…

— Черное?

— Красивое, — протянул Геркулесов, оторвавшись,наконец, от созерцания моих прелестей.

— Да нет у меня никаких… — тут я прикусила язык. Нечегоему знать, что я далеко не сердцеедка. — Хм… Поклонники у меня есть…конечно… даже много… Но это был не поклонник, — более увереннозатараторила я. — Это был убийца, он и лифт, наверное, сломал, чтобы мненапакостить…

— Ну конечно, — Геркулесов выдал свой фирменныйсмешок. — Такой умный, изобретательный и осторожный взял, да и показалсявашему дегенерату на глаза.

— Он, наверняка, был уверен, что Колян его не видел.Или же он замаскировался. Или думал, что Колян заспит. Или надеялся, что вы,наш премудрый оперуполномоченный, ему не поверите. Да мало ли, что творилось вего голове!

— Давайте вашего алкаша, — выпучив на меня глаза,гаркнул Геркулесов.

— Не видите что ли, что нет его? — гаркнула я вответ и шаркнула ногой под лавкой.

Коленька заглянул под скамью.

— Он, правда, там живет?

— Прописан он в квартире 59, но там он только ест имоется иногда. А здесь его излюбленное место.

— И во сколько он возвращается… гм… домой?

— Когда как. Обычно в это время, но у него сейчас новаядама сердца, он, наверняка, у нее.

— Так. — Геркулесов нахмурился. — Так. Нуладно, соседа вашего мы допросим, как будет возможность, сейчас меня волнуетдругое.

— Что именно? — с готовностью поинтересовалась я.

Геркулесов почесал затылок и задумчиво протянул:

— Имеет ли ограбление вашей квартиры связь с цепьюубийств?