— Маньяка пойма-а-а-а-ли-и-и!

Этот пронзительный женский крик, разнесшийся по пустынномукоридору в понедельник утром, не только заставил меня оторваться от созерцанияпятна на стене, но и родил в моей душе такой мощное предчувствие скорой беды,что я даже вздрогнула. Мне бы тогда прислушаться к себе, поверить неожиданномупредупреждению своего подсознания и мотать куда-нибудь в отпуск — подальше отнашего НИИ, города, планеты… Да! Именно — унестись за миллион световых лет отЗемли!

Но в понедельник утром я сидела за своим столом, заваленномбумагами, карандашами, фантиками и скрепками, лицезря стену. Стена была ничемни примечательной — крашенной в салатовый цвет до середины, а от нее и довысокого потолка беленой — но я ее рассматривала с большим интересом. Мне былолюбопытно, чем является пятно на уровне моих глаз: тараканьим трупом илиотпечатком лапки одной из проживающих в нашей кладовке мышек, которых, судя повсему, эволюция завела так далеко, что они научились летать. А как ещеприкажите объяснить тот факт, что туалет она умудряются устраивать даже наплафонах люстр?

Но я отвлеклась, а тем временем женский крик затих, уступивместо топоту и стуку каблучков — это институтские женщины спешили на вендетту.Поспешила и я.

Коридор, вечно темный, с драным линолеумом на полу, вновьопустел — похоже, опять опаздываю. Прибавив скорости, я взметнулась по лестницена 3-ий этаж, именно там располагался женский туалет, избранный вышеупомянутымманьяком местом своего паломничества.

Я распахнула дверь, ошалело обвела взглядом бело-голубоепомещение. Пусто. На всякий случай заглянула в каждую из кабинок — никого!Полюбовавшись еще немного финскими унитазами и кафелем «под мрамор» я покинулатуалет.

Спускалась по лестнице вниз грустная-прегрустная. Вечно явсе самое интересное пропускаю. Вот, например, когда две кандидатши между собойсцепились, весь институт их драку пронаблюдал от и до. А я увидела только еепоследствия — клочки волос на линолеуме и увозящую бузотерок скорую. Сегодня жеи того хуже, проворонила момент поимки маньяка, а это, что и говорить,мероприятие уникальное, почище даже боя двух интеллигенток, возомнивших себятитанами реслинга.

Итак, я спускалась по лестнице, все такая же грустная, каквдруг услышала шум. Раздавался он за дверью, ведущей на второй этаж. Я резво кней рванулась и просунула голову в щель.

Передо мной предстала картина, достойная кисти Сурикова,того, кто «Утро стрелецкой казни» написал.

Я увидела коридор весь запруженный женщинами всевозможныхвозрастов и должностей: тут и заведующие отделами, и инженеры, и лаборантки, иуборщицы, и седенькие пенсионерки, и молодые специалистки, короче женщины быливсе очень разными, но объединяло их, помимо пола, конечно, одно — праведныйгнев, написанный на лицах, и делавший эти самые лица решительными и какими-тоодухотворенными. В этой разношерстной толпе я углядела темный и по-боевомувзлохмаченный затылок Маруси, моей коллеги и приятельницы.

— Что случилось? — спросила я, протолкавшисьсквозь толпу.

— Как что? Маньяка ловим! — выпалила она, и на ееживом лице проступила такая решимость, кокой, наверное, могли похвастатьсятолько амазонки.

— Так, говорят, поймали…

— Как же! — Маруся насупилась. А я улыбнулась просебя. Мне моя подружка напоминала Джулию Робертс — тот же большой рот, те жекруглые глаза, те же ужимки, только наша Маруся была очень миниатюрной искладной, а ко всему прочему имела уникальную походку: попочка назад, носочкидруг на друга смотрят, и свободная от сумки рука (ладошка вытянута горизонтально)туда-сюда, туда-сюда.

— Сбежал что ли?

— Угу. Его Вера Иванна засекла. Пришла в туалет помалой нужде, только присела, а тут видит морда чья-то снизу на нее пялится. Ну,она не будь дурой, выскочила, даже, говорит, штанишки на ходу подтягивала…

— Слушай, давай без интимных подробностей.

— Ага. Ну и кабинку, в которой он сидел, с внешнейстороны и закрыла, а сама побежала на помощь звать.

— А чего он здесь-то делал?

Тут надо объяснить. Дело в том, что женских туалетов в нашемНИИ два, один новый, евростандартный, его нам администрация «подарила» на 8марта, а второй еще с застойных времен: грязненький, убогий, с подтекающейсантехникой. Последний мы посещали крайне редко, не то чтобы так сильнообрадовались директорскому презенту, просто раз уж подарили, надо пользоваться.И зачем, в таком случае, наш маньяк устроил засаду именно в таком не популярномместе, не ясно.

— А в новом подглядывать не удобно. Там снизу у негоголова не пролазит, — со знанием дела изрекла Маруся.

— И чего мы тут стоим, если он сбежал?

— Вера Иванна пошла его по институту искать.

— Она что теперь всех наших мужиков будет обнюхивать?

— Зачем же всех? Только тех, кто в синих халатах ходит.Он когда сбегал, свое лицо им прикрывал.

— Ну-ну, — с сомнением протянула я. Как-то не былая уверена, что это сильно поможет. В нашем НИИ половина мужиков в таких ходит.И слесари, и электрики, и электронщики, и научные сотрудники. — А еслинайдем, что делать с ним будем?

— Линчуем! — грозно выкрикнула Маруся.

Зря она так. Вообще-то мы на своего маньяка не сильносердились, даже можно сказать немного им гордились. Что и говорить, не каждоеучреждение может похвалиться своим собственным маньяком. Ведущимиспециалистами, задолженностями по зарплате, мышами и крысами, даже чокнутымипрофессорами — это, пожалуйста. Но чтобы эксклюзивный, доморощенный маньяк…Хотя, если уж начистоту, это громкое «звание» нашему извращенцу мы присвоилисгоряча, в пылу, так сказать, возмущения. Был он самым обычным вуайеристом.Жалким и безобидным.

Обнаружил он себя давно — года полтора назад. Тогда,помнится, мы сильно перетрусили, приняв безобидного извращенца за буйногонасильника. Однако, со временем страх наш улегся, уступив место возмущению. Онои понятно, кому понравится, когда на тебя в интимные моменты исподтишкапоглядывает кто-то незваный, но еще больше нас возмущало, что в столь солидномучреждении, как научно-исследовательский институт, имеются такие недостойныеличности. Вот именно это, пожалуй, а не наша природная стыдливость, и послужилопричиной, по которой мы уже несколько месяцев к ряду пытаемся нашего маньякаизловить.

Ловиться он, надо сказать, не желает. Но это нас неостанавливает, ибо охота давно стала для нас единственным развлечением. Чтоподелаешь, скучно живет наш НИИ! Скучно, благополучно, без взлетов и падений,даже зарплату нам никогда не задерживают и с работы еще никого не выгнали. Такчто забава у нас одна — найти и устроить самосуд. Строгий — с поркой, носправедливый — до первой крови.