— Я не знаю, правы вы или нет, но сели дело дойдет досуда, мы его под орех раздавим, — воинственно рыкнул Геркулесов.

Все посмотрели на Коленьку с уважением, а Маруся еще ипридвинулась поближе, дабы удобнее было заглядывать ему в рот. Но их идиллиюиспортил ненасытный начальник.

— Ещ-щ-ще по одной? — предложил Кузин, уже почтииз-под стола.

— Е-щ-ще, — согласился Серега.

— А нету, — потрясла перевернутой бутылкой ЭммаПетровна. — Ни капли.

— А спирт? — громыхнул Зорин.

— Этого добра полно, но мы как-то не очень, —залепетала я, внутренне содрогаясь от предчувствия, что нам уже ничего непоможет избежать этой дегустации.

— Да вы че! Это же спи-и-ирт! Настоянный наапельсиновых корках, — Санин даже причмокнул.

— Он вонючий, — скривилась я.

И тут меня предали!

— Да ладно, наливай, — хихикнула Княжна.

— Ваше величество, вам предлагают не «Дом Периньон», аспиртягу, сучок по-нашему.

— А! — беспечно махнула рукой Ленка. — Авосьне отравимся. Наливай.

Вот после этих слов Геркулесов от нас и сбежал. Зато всеостальные остались и благополучно опорожнили литровку.

Когда последняя капля этого пойла осела в чьем-то луженомжелудке, вечеринка закончилась.

Мужики уже разбрелись домой, а мы все мыли посуду. Как насугораздило загадить такое количество тарелок и ложек — не ясно. Ко всемупрочему, какой-то свин перепачкал стену шпротами, и нам пришлось ее отмывать смылом.

— Лель, — весело окликнула меня Маринка.

— Чего? — хмуро отозвалась я, вываливая изсахарницы очистки апельсина. Терпеть не могу убираться, а тем более расчищать«авгиевы конюшни»

— Левчик-то в тебя втрескался.

— Похоже на то.

— Рада? — хихикнула она.

— Безумно, — буркнула я и с ужасом уставилась насвои длиннющие ногти, под которые забился жир.

— А чего так безрадостно? — оторвалась от горыгрязных ложек Маруся. — Разве плохо, когда тебя любят?

— Конечно, хорошо. Особенно, когда тебя любит воттакой, — я кивнула головой в сторону Джоржа Клуни, томно улыбающегося состены.

— На всех не наберешься, — встряла ЭммаПетровна. — Да и зачем тебе такой? Чтобы баб от него гонять поганойметлой?

— Да! — поддакнула Маруся. — Лева тоженеплохой. Вон какой щедрый. Духи тебе купил, — она мечтательно закрылаглаза, — французские.

— Лучше бы посуду за собой помыл! — в сердцахвоскликнула я. — Или помог хотя бы.

— Не мужское это дело, — стряхнув с себя томность,ринулась на Левкину защиту Маруся. Она всегда становилась похожа наразозленного бультерьера, когда мы пытались ославить какого-нибудь, пусть иплохонького, представителя мужского пола.

— А ведра тяжелые таскать? Тоже не мужское? —рявкнула я, приподнимая пластиковое ведро до верху наполненное грязной водой.

— Но он же не знал…

— Не знал он. Не знал… — Забубнила я, выруливая изкомнаты.

Так называемые помои (то есть остатки чая, супа, воду из-подгрязной посуды) мы обычно выливаем на улицу, потому что вылей мы их в раковину,она тут же засорится, а слесарей мы не дождемся, бог знает сколько времени. Поэтому, выйдя из комнаты, я потащилась через фойе на задний двор, дабы политьжирной водицей растущую прямехонько около крылечка сосну.

— Еще работаете? — весело окликнул меня ОМОНовец,дежуривший у проходной.

— Ага, — кивнула я, пыхтя от натуги. Я, видите ли,ничего тяжелее сумки носить не привыкла.

— Помочь?

— Не-е-надо, — прокряхтела я в ответ, отказавшисьот помощи из чистого бабьего упрямства.

До двери, ведущей на задний двор, я все-таки доковыляла.Распахнула ее ногой, вцепилась в ручку ведра двумя руками и почти вытолкнулаего на крылечко. Ф-у!

Вот и сосна — пышная и высокая (не иначе наши ежедневныеполивки оказывают на нее такое живительное действие). А вот ведро — тяжелое игрязное, из которого надо вылить под пышную, высокую ель. А вот два несчастныхметра, которые надо преодолеть, чтобы вылить тяжелое и грязное ведро под пышнуювысокую ель.

И как их преодолеть, если руки уже отваливаются?Естественно, надо отдохнуть, набраться сил. А пока я отдыхаю, пусть другиедомывают посуду.

Обрадованная этим мудрым решением, я вольготно привалиласьспиной к стене и застыла, рассматривая пейзаж.

Погода стояла прекрасная. Не было ни ветра, ни дождя. Такчто дышать воздухом можно было без всякой боязни простудиться. Я осмотрелавнутренний двор института, с его складами, мощными тополями, асфальтовымидорожками, грудами строительного мусора, бачками с мазутом. Окинула взглядомсамо здание, на удивление бестолковое — длинное, извилистое, с множеством коридоров,входов, дверей, пожарных лестниц, с галереей, соединяющей два корпуса, сбомбоубежищем, располагающимся под этой самой галереей. Раньше, видимо, в нашем«Нихлоре» народу трудилось раз в 5 больше, не зря же Советское государствоотгрохало эдакую махину, теперь же больше половины окон заклеены газетами,многие двери заперты на висячие замки, самые дальние комнаты второго корпуса ивовсе захламлены и заброшены. Мы, конечно, в столь дикие места не забредаем,туда просто-напросто очень трудно забрести, так как ходы перекрыты, но еслипостараться…

К чему я все это? А к тому, что здание нашего НИИ сприлегающими к нему обширными владениями — идеальное поле деятельности дляманьяка. Я удивляюсь, как это раньше он не завелся, за компанию с тараканами икрысами, которых у нас полно. Вот взять, например, подвал, там столькозакутков, что в них сможет спрятаться не то что один несчастный маньяк, а целаярота душегубов. Не лучше и само здание, мало того истыканное комнатенками, такеще и плохо освещенное. Аккурат для маньяка подходящее. Знай себе хватай глупыхбабенок да тащи в темный закоулок. И никакая бригада ОМОНа, которую намприслали, не поможет.

Я отлипла от стены, зябко поежилась. Как ни хороша былапогода, а без пальто все ж холодновато. Оторвав ведро от земли, я сделал тришага и выплеснула помои под толстый ствол сосны. После чего развернулась ипочти ушла. Почти, потому что на полпути я остановилась, замерла иприслушалась. Мне показалось, что я услышала голоса. Я постояла, ловя каждыйзвук. Тишина. Видно, померещилось.

— Тебя предупреждали… — Услышала я отдаленный, почтизамогильный, шепот.

Я вздрогнула. Мне показалось, что обращаются ко мне. Ведьименно меня, суку, предупреждали… Но тут в разговор вступил кто-то второй, и яоблегченно выдохнула.