— Но я не понимаю, почему надо молчать… — ответилвторой голос, тоже тихий и далекий, но более робкий.

Тут я поняла, почему мне этот шепот показался замогильным —люди разговаривали у входа в бомбоубежище, над которым был надстроен то лиангар, то ли тоннель, то ли гараж без двери. А там такая акустика, что любой,даже детский голосок кажется зовом преисподни.

— Потому что…

Почему неизвестный с робким голом должен молчать, яразобрать не смогла. Я даже не поняла, какого пола были говорившие. По голосусреднего. А так, не знаю. Сгорая от любопытства, я сделала несколько крадущихсяшагов в сторону бомбоубежища. Ну-ка посмотрю, кто там ссорится.

Не дойдя до цели каких-то трех шагов, я остановилась.Голосов больше слышно не было, зато до меня долетел другой звук, ни на что непохожий. И звучал он примерно так: «К-хы-ы-ы». Я удивленно моргнула. Что этоможет быть?

Звук повторился. На этот раз был он более протяжным. Да чтоже… Я подкралась еще ближе. Только собралась заглянуть за стену, как из-за неевыскользнула худая рука.

Я отпрянула. Я видела эту костлявую, в синих прожилках руку!Видела!

Только тут я заметила, что она охотится не за мной. Простонекто отвел свою правую руку назад, как для размаха, и… СОБИРАЕТСЯ ЗАРЕЗАТЬвторого неизвестного, потому что в его тонких бледных пальцах зажат длинныйострый нож.

Я хватанула ртом воздух, чтобы закричать. Но не успела. Рукаскрылась так же молниеносно, как и показалась. Тут же послышался всхлип. Аиз-за стены вылетело три капли густой алой крови.

Я зажала рот рукой, задушив рвущийся крик, и рванула кдвери, забыв о ведре, оставшимся стоять у крыльца. Я ввалилась в здание,распахнула дверь, взметнулась по немногочисленным ступенькам, ворвалась в фойе,ошалело зашарила глазами по помещению, пытаясь высмотреть ОМОНовца. Но его небыло. Не было и привычной вахтерши. Либо они вместе пошли пописать, либо их напару укокошили.

* * *

Взвыв от безысходности, я рванула в коридор. Чуть непереломав ноги, продралась сквозь темноту, распахнула дверь, влетела изаголосила:

— Ба-а-бы, там человека уби-и-и-или!

Товарки недовольно нахмурились, обидевшись на нелестное«бабы». Но, увидев мое красное лицо с ошалевшими глазами, заволновались.

— Чего ты? — испуганно спросила Маруся.

— Там кого-то зарезали… сейчас только… я видела нож… икровь…

— Кто? Кто зарезал-то?

— Не знаю, не видела. Пошлите, вдруг он еще живой… —Лепетала я, таща то одну, то другую к выходу.

Подружки, так ничего толком и не поняв, все же послушались идвинулись к двери.

Выйдя из темноты коридора, первое, на что они обратиливнимание, так это на отсутствие охранников.

— Куда наша стража подевалась? — нахохлившись,спросила Эмма Петровна. — Они нас беречь должны, а самих носит не известногде…

— Их, наверное, тоже убили, — всхлипнула я.

— Да ты что!? Таких молодых? — залепеталаона. — Оба ведь не старше 30.

— Вот именно. Молодых. — Поддакнула Маруся ипоказала глазами на комнату, в которой обычно отдыхала охрана. Дверь ее былазакрыта, а из-за нее раздавались характерные охи и ахи.

— Понятно, — Буркнула я. — Вместо того чтобынас охранять, они там, прости господи тра…

— Занимаются любовью, — порозовев, поправила ЭммаПетровна.

— Какая, на фиг, разница?

Я сделала шаг к двери, из-за которой послышалось мужскоепохрюкиванье, дабы стащить этого поросенка с любовницы и надавать тумаков заразгильдяйство, но потом передумала, пусть себе тра… занимаются любовью, безних разберемся.

Я кивнула подружкам и первой шагнула на лестничную клетку.

На улицу мы высыпали тесной кучкой, перепуганные ирастерявшие всю недавнюю решимость. Даже вечно взлохмаченный Марусин чуббезжизненно улегся вдоль черепа.

— Пошли. — Сказала я, клацая зубами, то ли отстраха, то ли от холода.

— Пошли. — Согласились они, судорожно вдохнув.

Мы и пошли.

До стены домчались быстро. А заглянуть за нее не можем.Стоим, перемигиваемся, глаза закатываем, мнемся. Продрогли все, но так и недвинулись.

— Давай ты, — предложила мне Маруся.

— Почему я?

— Ты нашла, ты и подбирай.

— Я не нашла… Я просто увидела, как кто-то…

— Болтаешь много, — оборвала меня Маруся. —Действуй.

Я зажмурилась и шагнула за угол.

— Ну чего там? — донесся до меня нетерпеливыйголос Маруси.

— Не знаю. Чернота одна.

— А ты глаза открыла?

— Кажется… нет.

— Ну так открой!

Я открыла, готовая тут же зажмуриться, если вид мертвоготела будет сильно меня пугать.

— Ну? — взвыла из-за угла любопытная подружка.

— Нет никого, — упавшим голосом, сообщила я.

— Как нет? — Маруся высунула свою глазастуюмородочку из-за стены. — Уполз что ли?

— Не знаю. — Я совсем растерялась. Раз я виделаруку с ножом и кровь, значит должен быть тот, в кого нож воткнули и из кого этакровь вытекла. Даже если неизвестный чревовещатель сделал себе харакири, тотруп все равно быть обязан. Но трупа нет. Как нет и следов преступления.

— Ну? Что скажешь? — грозно спросила Маруся,напирая на меня.

— А что сказать? 5 минут назад здесь кого-то укокошили.Точно вам говорю. Я сама лично видела кровь, и слышала, как кто-то кому-тоугрожал.

— Так где же труп?

— Не знаю. — Я растерянно мигала. — Может,спрятали?

— А, может, тебе это привиделось? — сменив тон насочувственный, предположила Маруся.

— Как это?

— А вот так. Спьяну.

— Не-е, — не слишком уверенно ответила я. —Мне спьяну никогда, ничего… Обычно…

— Ну так это обычно… — нашлась Маруся. — А сейчасчто твориться. Маньяки рыщут, уборщиц режут. Тебя сукой обзывают. — Онаприобняла меня. — Это у тебя нервное.

— Думаешь?

— Уверена.

Все закивали, соглашаясь. Я призадумалась. А, может, ивпрямь привиделось? Спьяну и страху. Говорят, такое бывает. Сон наяву. Однакож, как натурально, как натурально, товарищи… И кровь эта так брызнула, как, ну…

Я нагнулась к самой земле. Присмотрелась. Ничего нет. Я,конечно, допускаю, что за эти минуты она могла впитаться в землю, но это вряд ли.Скорее всего, ничего не было: ни крови, ни ножа, ни всхлипа, ни трупа. И как ниужасно было то обстоятельство, что я, похоже, схожу с ума, мне стало весело ихорошо. Может, именно по этому и стало…