Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Криста была слишком занята попытками выбраться со стоянки, чтобы понять, что Чарльз усомнился в правдивости ее истории. Забрав багаж с заднего сиденья, она попросила его на всякий случай пригнуться и бежать к другой машине.
Молодой офицер спецподразделения стоял за тяжелой деревянной дверью, размышляя, стоит ли прерывать громкий храп, доносящийся с другой ее стороны. Тот был слышен даже двумя этажами ниже. Здание было старым, от храпа дрожали стекла, как будто на улице кто-то работал отбойным молотком. Но дело, из-за которого он пришел, было слишком важным, его нельзя было откладывать, поэтому офицер набрался смелости и ворвался в комнату без стука. В огромном офисе спецслужбы в своем кресле восседал комиссар Микулаш Ледвина и прерывисто храпел. Шеф страдал от апноэ. Время от времени он шевелил челюстями, словно жуя и глотая низкие звуки, прежде чем издать очередную трель.
Инспектор, которого все называли Гонзой, был личным флигель-адьютантом шефа подразделения с тех самых пор, как они переехали в главный офис. Никто точно не знал, в чем заключаются его функции, даже министр внутренних дел, хоть и следил за всем. Все относились к комиссару со смесью симпатии, удивления и страха. На протяжении всей своей карьеры, еще с эпохи социализма, какую бы должность он ни занимал, он демонстрировал потрясающие результаты. Однако его методы часто ставили вышестоящих лиц в тупик, особенно с тех пор, как страна стала более демократичной, а пресса научилась совать свой наглый нос во все дела. Начальство подумывало о том, чтобы отправить Ледвину на пенсию, но им становилось страшно при одной мысли об огромном публичном скандале, который разразится по этому поводу, потому что уже после Бархатной революции[15] Ледвина раскрыл несколько загадочных преступлений, совершенных профессионалами. Поэтому его перевели в государственное спецподразделение — службу безопасности и информации, где ему пришлось несколько поумерить свой пыл. Поскольку было неясно, чем он занимался около года, его затем перевели обратно в полицию, отдел уголовного розыска. И повсюду он подкапывался под вышестоящих и игнорировал их приказы. Он ненавидел штаб-квартиру спецподразделения на Стодлуки и штаб-квартиру уголовного розыска на Бартоломейской. Говорил, что они похожи на текстильные фабрики при коммунистах. Заявлял, что не может вдыхать их запах, видеть стандартные офисы, и перенес свой кабинет в холл.
Ледвина страстно любил и хорошо знал эзотерическую и оккультную сторону Праги. Он считался медиумом, хотя, если бы его об этом спросили, он обязательно стал бы отрицать. В конце концов начальство решило переселить его на окраину Праги. Ему предстояло занять здание, когда-то служившее прикрытием службы государственной безопасности Чехословакии, местной версии КГБ, неофициально ему подчинявшейся. Власти создали отдельный департамент специально для Ледвины. Предоставили в его распоряжение все необходимое: людей, транспортные средства и оружие, все в таком состоянии, чтобы он не создавал трудностей. Заставили его подписать недвусмысленное соглашение о конфиденциальности, чтобы быть уверенными уж до конца.
Вскоре после этого Ники (как звали его друзья) распутал три дела, с которыми в столице долго никто не мог справиться. Он обнаружил серийного убийцу, который притворялся призраком и сталкивал богатых стариков со второго этажа, нашел собак, которые, подобно собаке Баскервилей, терроризировали всю округу, и — что было сложнее всего — раскрыл заговор бывшего генерала, решившего уничтожить своих потомков при помощи генномодифицированных плотоядных растений, каждое из которых носило нежное девичье имя. Однако благодаря драконовскому контракту вышестоящие власти присвоили его успехи себе. Тайно повесили на грудь Ледвине медаль и оставили его в покое, а именно этого он больше всего и хотел. Беспроигрышная ситуация: все счастливы.
Когда после возврата к демократии службу государственной безопасности расформировали, многие помещения опустели. Никто не ступал туда более двенадцати лет. Срочно требовался ремонт. Комиссар скрепя сердце подписал контракты и вел себя очень осторожно с бюджетом, так что на данный момент ремонт уже сделали, а точнее, залатали дыры. Зданию было более двухсот лет, и оно представляло собой нечто вроде скромного замка, в подвалах которого служба госбезопасности когда-то держала диссидентов, как реальных, так и мнимых. Сотрудники особого подразделения клялись, что по ночам, когда они засиживаются допоздна, слышат стоны тех, кого мучили в подвалах, где до сих пор оставались следы крови и пыточные инструменты.
Гонза на цыпочках подошел к своему начальнику. Пытаясь сообразить, как лучше всего разбудить его, адъютант постучал по предмету, напоминавшему скелет двухголовой ящерицы. Когда он прикоснулся к нему, скелет развалился. Трудно было не опрокинуть что-либо в офисе шефа, занимавшем почти триста квадратных футов. Он превратил это огромное помещение в склад, где было полно диковинок, каждая чуднее предыдущей. Среди находок Ледвины были антропологические плакаты Ломброзо и статуэтки монстров, книги с магическими формулами для вызова духов, астральное снаряжение, рабочая алхимическая лаборатория, обломки метеоритов и камни, полные магической силы. На столах, стульях и конторках громоздились странные объекты и загадочные манускрипты. Огромная библиотека состояла из весьма загадочных томов. И только Ник Ледвина знал, зачем нужны все находящиеся в комнате предметы.
Кабинет редкостей полицейского продолжал излюбленную пражскую традицию. Он весьма напоминал тот, который Рудольф Габсбург[16] оборудовал в своем замке в Градчанах, на сегодняшний день самом большом в мире и расположенном в историческом центре Праги. Кабинеты редкостей (или кунсткамеры) в резиденциях прежних властителей были предтечей нынешних музеев. Такие коллекции тогда считались отражением всей известной и доступной человеческому воображению вселенной, зеркалом природы. Кабинет должен был представлять собой великий срез мира, так называемый Theatrum Mundi[17], весь белый свет в миниатюре. Кто же достоин этого, как не король или император? Будучи регалией власти, кабинет редкостей представлял собой индикатор универсального знания: считалось, что если вы управляете микрокосмом, то управляете и макрокосмом. Поскольку Рудольф был итальянцем по происхождению, при создании своей коллекции он наверняка следовал примеру семей Гонзага и д’Эсте[18].